Вернувшись в спальню, я обнаруживаю, что Мэтт лежит, растянувшись на кровати. Я инстинктивно останавливаюсь и делаю шаг назад, вытирая полотенцем влажные волосы.
– А, привет! Хорошо провел выходные? – спрашиваю я.
– Да, был на регби с ребятами. Крутой матч вчера вечером, – отвечает он, не поднимая глаз.
– Похоже на то, – говорю, разыгрывая хорошее настроение, а сама умираю внутри.
– Как спа-дерьмо? – спрашивает он, махнув рукой, явно ему нет дела до ответа.
– О… ну… великолепно. Хорошо было пообщаться с Амелией, мы давно не виделись, – лгу я.
Разыскав расческу, я провожу по мокрым волосам. Я не могу посмотреть на мужа.
– Как насчет того, чтобы заказать еду на дом? Пиццу? Полагаю, ты ничего не приготовила? – спрашивает Мэтт.
Боже ты мой, готовка – последнее, что у меня сегодня на уме.
– Отличный план. Давай ты закажешь, я ненадолго прилягу.
Он сползает с кровати, оставив отпечаток тела на покрывале. Пока он топочет вниз, я поправляю постель и присаживаюсь к туалетному столику. В спальне это мой любимый предмет обстановки: огромный белый стол со стеклянной крышкой, а над ним трехстворчатое зеркало во французском стиле. Похожий стоял у мамы, когда я была маленькой. «У каждой девушки должен быть туалетный столик», – любила говорить она. Ее собственный в моих глазах был воплощением гламура, мне хотелось иметь точно такой же. И когда пару лет назад я случайно увидела вот этот, то не могла его не купить.
Из зеркал на меня смотрит мое отражение: мокрые волосы зализаны, лицо без косметики. Завернута в мягкое леденцово-розовое полотенце. Я ловлю свое отражение – беззащитна со всех сторон. Обмакнув пальцы в баночку крема для лица и накладывая его на влажную кожу, я вдруг чувствую, что стала иным человеком, отличным от того, какой была два дня назад.
Измена.
Я просто чувствую себя такой… пустой. Хотя нет, не так. Я чувствую себя пустой, и одновременно меня переполняет миллион эмоций, я не в силах с этим совладать. Такое ощущение, что голова у меня вот-вот взорвется от противоречивых и слишком сильных чувств – поверить не могу, что изменила мужу. Я чувствую себя такой виноватой. Но, с другой стороны, сделала бы я это снова? С Джейми? Если взглянуть правде в глаза, я и сама знаю, что ответ – да.
Я не хочу идти вниз и смотреть глупую телепрограмму с Мэттом, притворяясь, что все в порядке. На самом деле мне хочется свернуться калачиком в постели, перебирая все до единой секунды уик-энда с Джейми, и хорошенько выплакаться. Но я не могу. Конечно, не могу. Ведь я замужем, у меня есть муж, и мне необходимо незаметно вернуться в прежнюю роль. Как, черт возьми, людям удается крутить настоящие романы и каждую неделю бегать на свидания, превыше моего разумения.
Три часа спустя, поковыряв пиццу-пепперони, которой мне даже не хотелось, и после пустого разговора о дурацкой телепрограмме Мэтт решает, что ему пора на боковую, и идет спать. Слава богу. Мне просто нужно побыть одной и разобраться в себе перед завтрашним рабочим днем.
Свернувшись на диване с чашкой чая, укрывшись пастельным лоскутным одеялом (ну, мы же как-никак в сельской местности живем, и Эбони подарила мне его на прошлое Рождество, заявив, что каждому сельскому дому нужно лоскутное одеяло, так что, хвала небу, оно у меня есть), я наугад выбираю для фона музыкальный канал и просто сижу.
Без трех одиннадцать.
Может, он забыл про песню? Нет, он не мог забыть.
Вероятнее всего, Джейми просто не знает, что сказать или что послать.
Я обеими руками обхватываю кружку, чай остыл, уже чуть теплый. Может, мне следует отправить первой? А что, если он со своей женой? Он, вероятно, думает то же самое. Я просто отправлю свой трек. Разумеется, я думала об этом всю дорогу домой и еще пару часов вечером. Какая песня лучше всего выразит мои чувства сейчас? Что я думаю о нем, что я думаю о себе? Тут ведь нельзя послать трек наобум, верно? Что, если там будет хотя бы одна строчка, которую можно неверно понять? А Джейми вообще способен что-то неверно понять? Мы ведь не будем контактировать еще целый год, так что нельзя выбрать что-то, из-за чего я потом буду нервничать. Боже, это как составлять самое стрессовое на свете сообщение, но такое, которое уже кто-то написал.
Телефон валяется на одеяле у моей ноги. Я смотрю на него 195 раз в минуту, на всякий случай, если все-таки пришло сообщение, а я его пропустила (что, разумеется, невозможно). В 23.24 телефон гудит, экран загорается, сообщая, что пришло текстовое сообщение. Я невольно задерживаю на секунду дыхание, глядя на сотовый, как на опасную рептилию.
Не будет ни чатов, ни болтовни, ни бесед, никаких «спасибо за прекрасный уик-энд» – мы оба знаем, что это слишком опасно, слишком разрушительно. Одно сообщение, и всё. Я вставляю в уши наушники, готовлюсь выслушать… что угодно, что он мне прислал.
Я смахиваю вправо, открывая сообщение, и вижу ссылку на YouTube, которая сразу перенаправляет меня на музыкальный видеоролик – я сотню раз его видела. Он всегда мне нравился. Сексуальная, чувственная гитара, необычный, неотступный голос… и красивые стихи. «Жестокие игры» Криса Айзека эхом отдается у меня в голове, и я вслушиваюсь в каждое слово. Я неотрывно смотрю, как Крис и Хелена Кристенсен флиртуют на пляже. Мне смертельно хочется позвонить Джейми, сказать, как счастлива я была в выходные и как я скучаю по его поцелуям. Но не могу. Мне так больно от того, что нельзя. Но, наверное, для того и существуют песни. Они говорят больше, чем мы.
