Больше чем счастье - [18]

— Выходит, ты загнала меня в капкан? — произнес он все тем же ужасным, ровным голосом.

Если бы он сердился, кричал, было бы проще — они бы поссорились, объяснились, и тогда бы все могло встать на место. Но он говорил спокойно. Как всегда. Чарльз никогда не выходил из себя, во всяком случае, в ее присутствии.

— Нет, — возразила она, — я ничего не делала нарочно.

— Но ты же знала, что я здесь?

— Да.

— Значит, дедушкина могила оказалась удобным предлогом, чтобы здесь появиться.

— Не совсем… — тяжело вздохнув, она покачала головой. — Выручить может только правда, иначе будет хуже. В какой-то степени поездка на кладбище послужила поводом.

— Понимаю. Все эти годы ты выслеживала меня…

— Да нет же, Чарльз, — отчаянно протестовала она. — Вовсе нет…

— Нет? — переспросил он. — А как же еще это можно назвать?

Она отвернулась и, закусив губу, глядела в окно, думая, как ему объяснить.

— Потребность быть рядом с тобой, — проговорила она наконец, — видеть тебя, хотя бы издали. Наверное, так наркоман не может обойтись без очередной порции снадобья, алкоголик без следующего глотка спиртного. Сама не знаю, как я поддалась, это было унизительно, стыдно, и все же, я ничего не могла с собой поделать. — Она повернулась, чтобы взглянуть на него, ей необходимо было видеть его лицо, и продолжала: — Я ничего от тебя не требовала, никогда ничего не ждала. Но потребность быть возле тебя захватила меня целиком. Поверь, я бы не могла намеренно обидеть, оскорбить или скомпрометировать тебя.

— Тогда зачем было притворяться? Почему с самого начала не признаться честно? В тот самый первый день, когда ты приехала в порт и увидела меня на яхте — а ведь ты меня видела, да?

— Да.

— Зачем было притворяться, делать вид, что не заметила, удирать, зная, что я тебя все равно догоню? Позову! Воскликну: «Какой сюрприз, Мелли, как я рад тебя видеть!» И даже, когда мы пошли пить кофе, ты не могла мне сказать…

— Как? Что сказать? — спросила она жалобно. — Сказать, что явилась оттого, что больше нет сил терпеть? Что должна хотя бы взглянуть на тебя? Да ты бы решил, что я рехнулась!

— А почему ты не окликнула меня, когда увидела на яхте? Могла сказать всего лишь: «Привет, я знала, что ты здесь, в Довиле, и, пока разыскивала дедову могилу, ужасно захотела найти тебя и поздороваться». Это было бы вполне нормально. Я был бы рад повидаться с тобой, сходить куда-нибудь, но только без обмана, и все бы шло своим чередом, но честно, без подлога.

— Да, знаю! — воскликнула она в отчаянии. — Думаешь, нет? Я себе не могу ничего объяснить, а как объяснить тебе? Знаю, что должна была поступить так, как говоришь ты. Как поступил бы любой нормальный человек! Но я не могла.

— Но почему? — спросил он, изумляясь.

— Да не знаю, черт возьми! Знала бы, может, и вела бы себя по-другому. Во всем остальном, что касается моей жизни, я совершенно разумный, предсказуемый человек. Я всегда могу быть объективной, рассудительной, но только не с тобой, Чарльз. Не спрашивай почему. С того самого дня, когда я увидела тебя впервые — мне тогда было десять, и ты спас меня от хулиганов, которые хотели спихнуть меня в пруд, — ты занял место в моем сердце, в моих мыслях, во мне, и я не могу освободиться от тебя! Думаешь, я не старалась? — спросила она с горечью, — думаешь, не понимаю, какая я дура?

Наступила долгая, мучительная тишина. Возможно, он обдумывал ее слова, а потом спросил только:

— Кто еще знает об этом?

— Никто, — устало отозвалась она.

— А твои родители?

— Нет.

— Но зачем надо было доверяться Ните? Ты не могла найти худшей наперсницы, чем она! Боже мой, Мелли, у нее же язык без костей!

— Да знаю, ой как это трудно объяснить! Мы вместе ходили в школу, у нее не было подруг кроме меня, и, поскольку я к ней хорошо относилась, она привязалась ко мне. Наверное, она считала, что обязана мне, старалась за меня всегда вступиться, и когда те же самые мальчишки — они ведь тоже учились в моей школе — дразнили меня, издевались над тем, как меня спас из пруда великий герой, Нита и тут была за меня. Нита не была бы Нитой, если бы не вступилась заодно и за твою честь. Как-то я показала ей тебя издали, и, всякий раз, когда о тебе снова сплетничали или писали в газете, — ты ведь не станешь отрицать, что стал весьма знаменит, Чарльз, — добавила она, желая хоть немного разрядить обстановку, — Нита обязательно узнавала и собирала все, чтобы потом рассказать и показать мне. И так — годами. Действительно однажды, в минуту слабости, я призналась ей в том, что чувствую к тебе, мне тогда было, наверное, лет пятнадцать, и Нита это запомнила. Думаю, в том, что она тебе наболтала, больше фантазий, потому что когда я выросла, то никогда о тебе ни с кем не говорила, в том числе и с Нитой. Она никогда не знала, да и не знает по-прежнему, что я на самом деле чувствовала, как сходила с ума…

— Но ведь это она сказала тебе, что я в Довиле? Она показала фотографию «Звезды»?

— Да. Но я не говорила ей, что собираюсь сюда.

— Вероятно, твоя мама сказала. Нита пораскинула мозгами — и когда услыхала о нашем браке, о твоей беременности…

— Решила, что у сказки получился хороший конец. И все благодаря ей, — заключила Мелли печально.