Больше, чем любовница - [2]

– Может, все-таки стоило бы посовещаться, – осторожно заметил секундант. – Я бы счел свой долг невыполненным, если бы не посоветовал вам извиниться, Трешем. Оливер – очень приличный стрелок.

– Так пусть докажет свою состоятельность и убьет меня, – пожал плечами Трешем. – Пусть это случится как можно быстрее, дружище Конан. Зрители явно скучают.

Сэр Конан молча покачал головой и направился к секунданту лорда Оливера, чтобы сообщить: герцог Трешем извиняться не собирается, так как не видит в этом необходимости. Теперь выхода не было, и дуэлянтам оставалось лишь продолжить начатое.

Виконт Рассел, секундант лорда Оливера, тоже хотел как можно скорее покончить с этим делом, ведь Гайд-парк – не самое удачное место для подобных развлечений. Что ни говори, а дуэли законом запрещались… Конечно, этот относительно уединенный уголок казался безлюдным в столь ранний час, но все же было бы гораздо надежнее стреляться в Уимблдоне, где обычно и происходили такого рода встречи.

Однако лорд Оливер, друг виконта Рассела, настоял на своем, и дуэлянты направились в Гайд-парк.

Секунданты зарядили пистолеты, предварительно тщательно проверив оружие. Взволнованные зрители перешептывались.

Каждый из дуэлянтов, по-прежнему избегая смотреть на соперника, взял свой пистолет. Затем, повернувшись друг к другу спиной, они по сигналу секундантов стали расходиться в разные стороны. Наконец, проделав оговоренное заранее число шагов, обернулись. Теперь каждый – стоя вполоборота к противнику, так, чтобы представлять собой менее объемную мишень, – тщательно прицеливался…

И каждый ждал, когда виконт Рассел взмахнет белым платком, давая команду стрелять.

Все замерли в ожидании…

И тут случилось непредвиденное: виконт взмахнул платком – и тотчас же раздался чей-то крик:

– Стойте! Остановитесь!

Кричала молодая женщина. Голос доносился со стороны ближайшей рощицы. Зрители, до этого боявшиеся даже вдохнуть полной грудью, чтобы ничем не помещать противникам сосредоточиться, все разом заговорили, выражая свое возмущение.

Герцог Трешем невольно вздрогнул и, в гневе повернувшись в сторону рощи, вдруг опустил пистолет.

Лорд Оливер, тоже отвлеченный криком, тем не менее успел опомниться и, прицелившись, выстрелил.

Женщина завизжала.

Трешем даже не опустил глаза. И в самом деле, в первый момент он даже не почувствовал боли. Но кроваво-красное пятно, появившееся на его бриджах чуть выше голенища сапога, становилось все больше. Кровь просачивалась сквозь ткань, и пятно все растекалось и растекалось, будто кто-то невидимый орудовал кистью, не скупясь на мазки.

– Позор! – выкрикнул барон Поттер. – Позор, Оливер!

И тотчас же раздались другие голоса – все осуждали человека, не погнушавшегося воспользоваться замешательством противника.

Сэр Конан бросился к раненому дуэлянту. Хирург с озабоченным видом склонился над своим чемоданчиком. Но герцог, взмахнув левой рукой, дал понять секунданту и доктору, что не нуждается в их услугах. Затем медленно поднял правую руку и тщательно прицелился. Рука его нисколько не дрожала; лицо же хранило выражение предельной сосредоточенности. Чуть прищурившись, Трешем смотрел на противника, теперь игравшего роль беспомощной жертвы – ведь свой выстрел он уже сделал. Казалось, еще мгновение – и он замертво рухнет на траву.

Но лорд Оливер, к чести его будет сказано, стоял не шелохнувшись, хотя рука, сжимавшая рукоять пистолета и сейчас безвольно опущенная, заметно дрожала.

Все затаили дыхание. Молчала и появившаяся на лужайке женщина. Близился миг развязки.

И тут герцог Трешем, как и на трех предыдущих поединках, согнул руку в локте и выстрелил в воздух.

А красное пятно на его бриджах быстро увеличивалось и становилось все ярче.

Требовалась немалая сила воли, чтобы устоять, в то время как в ногу, казалось, впивались тысячи игл. Да, лорд Оливер позволил себе стрелять, хотя любой джентльмен на его месте дождался бы повторного сигнала секунданта. Однако Трешем терпел адские муки не для того, чтобы убить противника; ему хотелось заставить его взглянуть в глаза смерти, хотелось, чтобы Оливер в страхе гадал: отступит ли на сей раз герцог, известный своей удивительной меткостью, от традиции стрелять на дуэли в воздух?

К тому моменту, как выстрел был сделан и все еще дымящийся пистолет был отброшен на влажную от росы траву, иглы, впившиеся в голень, успели многократно увеличиться числом – теперь они терзали все тело герцога. Трешем удерживался на ногах лишь потому, что самолюбие не позволяло ему продемонстрировать слабость в присутствии Оливера; он не мог доставить сопернику такое удовольствие.

К тому же Трешем был очень зол. Нет, не то. Он кипел от ярости, и гнев требовал выхода. Возможно, лорду Оливеру и пришлось бы испытать сполна всю силу этого гнева, но, к счастью для соперника, герцог гневался вовсе не на него.

Трешем повернулся и, прищурившись, посмотрел в сторону рощицы – там, на краю лужайки, по-прежнему стояла та, чей пронзительный визг до сих пор звучал у него в ушах.

Похоже, это была служанка, забывшая главную заповедь людей своего сословия: не лезть не в свои дела, особенно – в дела господские. Эта девчонка заслужила урок, чтобы впредь не забывалась.