Больше чем любовь - [49]

– Мне все равно, где обедать… – ответила я. – Где хотите… мне везде понравится.

– Я что-нибудь придумаю, – проговорил он. – Ну, всего хорошего, Розелинда, до воскресенья.

– До свидания.

Но я не вешала трубку, пока не услышала длинные гудки и не убедилась, что он тоже повесил трубку.

Потом я отошла от телефона и начала расхаживать взад-вперед по приемной Диксон-Родда, в радостном изумлении повторяя про себя: «Воскресенье, воскресенье, воскресенье! Еще два дня… еще сорок восемь часов… О, как прекрасно! Все-таки он снова захотел увидеться со мной! Как прекрасно!»

В тот же день у Китс Диксон-Родд был очередной вечер бриджа. Я, как обычно, позаботилась о цветах и проследила, чтобы Бенсон хорошо сервировала чай. Были приготовлены два стола. Милая Китс! Без бриджа она жить не могла.

Но я ни за что не хотела играть в карты, хотя она много раз предлагала научить меня. Мне казалось, что это лишняя трата времени и сил. Если у меня появлялось свободное время, то я предпочитала послушать хорошую музыку или почитать интересную книгу.

Когда я раскладывала карты и мелки, в комнату вошла Китс. Как и всегда в таких случаях, вид у нее был очень торжественный. Она была в черном бархатном платье, в жемчугах, пенсне сидело на самом кончике носа, а вся ее массивная седая голова была покрыта множеством маленьких кудряшек.

– Ах, моя дорогая! – задыхаясь, сказала Китс своим хриплым голосом. – Цветы просто очаровательны. Ты такая умница. Когда мы играли прошлый раз, миссис Форсет Сигер очень их хвалила. Я уверена, сегодня мне повезет. В прошлую субботу я проиграла фунт этой старой кошке леди Солтерн, но сегодня я намерена отыграться, или я выцарапаю ей глаза. Но у меня не будет ни малейшего шанса, уж это я тебе точно говорю, если я буду играть в паре с Глэдис Сигер, потому что она никогда не уступает право первого хода.

Я улыбалась, глядя на доброе пухлое лицо жены доктора Диксон-Родда, которая стала для меня настоящим другом.

– Да, это очень важно, – сказала я глубокомысленно, посматривая на эти два стола, покрытые бархатными скатертями, на каждом из которых лежали новенькие блестящие колоды карт.

– Конечно, важно, – воскликнула миссис Диксон-Родд» – и ты просто маленькая глупышка, раз не хочешь, чтобы я научила тебя играть.

– Никогда! – заявила я.

Она махнула своей большой, полной рукой в сверкающих кольцах.

– Ох, ты не лучше Дикса. Он тоже отказывается играть. – Потом она внимательно посмотрела на меня и добавила: – Что с тобой, Розелинда? У тебя такой счастливый вид… Наконец-то пропало это задумчивое выражение лица. Ты что, слушала этого своего мистера Битрутховена, или как его там?

Покачав головой, я с насмешкой посмотрела на Китс, хотя мне и было немного досадно. Она любила дразнить меня по поводу музыки, в особенности из-за Бетховена. Я знала, она ничего не смыслила в музыке и игра в бридж «контракт» в ее глазах имела гораздо большую ценность, чем самый лучший концерт. Но я не осуждала ее. Мы не можем быть все одинаковыми, иначе было бы слишком скучно жить.

– Нет, сегодня я не слушала музыку. Все дело в том, что сегодня я какая-то счастливая, – сказала я, и мне стало немного стыдно, что один телефонный звонок изменил для меня весь мир. Но я не могла сказать об этом Китс. Возможно, это было первое предупреждение, которое дала мне моя совесть. Я бы рассказала ей о Ричарде Каррингтон-Эше, если бы он не был женат. Милая Китс, ей всегда так хотелось, чтобы у меня был «молодой человек». Сколько раз и она, и Дикс, хотя им совсем не хотелось терять меня, говорили, что мне пора замуж. Но Ричарда никак нельзя было назвать молодым человеком. Эти слова звучали слишком пошло и легкомысленно и ни в коей мере не относились к нему. Кроме того, он не был свободен. Именно в тот момент мне пришлось признаться самой себе, что Ричард не мог быть моим «другом» и что я не вправе быть счастливой. Но я не обратила внимания на голос совести. Я уснула в радостном, приподнятом настроении, с мыслью о том, чтобы скорее наступило воскресенье.

Я столько думала о Ричарде и об этом желанном дне, что, когда он наконец наступил, почувствовала разочарование. Мне было не по себе, меня начала охватывать нервная дрожь, и появилось сомнение: а не придумала ли я все это о человеке, которого лишь раз, случайно, повстречала в театре?

Я надела черный костюм, но решила, что он слишком мрачный, и сняла его. В сером костюме я понравилась себе еще меньше – в нем я выглядела бледной и бесцветной. Я перемерила почти весь свой гардероб и наконец опять вернулась к черному костюму. Было холодное мартовское утро, и ледяной ветер гулял по Уимпл-стрит. Посмотрев на улицу, я поняла: что бы я ни надела, ветер продует меня до костей, и вид у меня будет ужасный…

Когда после всех этих приготовлений я увидела себя в зеркале, то пришла в отчаяние. Хрупкая фигурка в черном костюме и синей строгой блузке с повисшим бантом. Я попробовала несколько шляпок и в конце концов остановилась на черной соломенной с длинной голубой вуалью, которую я завязала под подбородком. В этой шляпке я выглядела очень нарядно и соблазнительно и совсем не была похожа на мисс Браун, личного секретаря. Но я и не думала походить на «мисс Браун». Я хотела быть очаровательной и необыкновенной, так как мечтала о принце, который вот-вот должен был заехать за мной.