Больше, чем игра - [4]

Егор сверху вниз посмотрел на ленькин рисунок и понял причину недовольства: у Леньки не получалось главное — лицо Лены.

— Позволь-ка, друг Леонардо, — протянул руку Егор.

— Да ради бога. — Ленька отдал планшет с неоконченным рисунком и карандаш.

Егор сел на кровать рядом с Ленькой, положил планшет на колени и несколькими жесткими штрихами поправил рисунок, вернув его коллеге со словами:

— Заканчивай, Лентяй.

— Так ты тоже художник, — полувопросительно-полуутвердительно сказала Лена.

— Художник я, художник, — проворчал Егор, соглашаясь. — У меня даже документ есть, где написано, что я — художник. А вот у Леньки такого документа нету.

— Ты — Егор Трубников, — с прежней странной интонацией произнесла Лена.

— Восхищен подобной проницательностью. — Егор встал и с усмешечкой раскланялся.

— Я про тебя слышала, — сказала Лена.

— Да-а, — сказал Егор. — Интересно.

— В общежитии про тебя много разных историй ходит… — Лена не стала уточнять, какие именно истории ходят в общежитии об Егоре Трубникове.

Ленька фыркнул:

— Егор Трубников — человек-легенда.

— Плохим историям про меня — не верь, — сказал Егор. Подумал и добавил: — Хорошим историям — тоже не верь.

— Во что же тогда верить? — спросила Лена.

— Ни во что, — твердо сказал Егор. Он поймал себя на мысли, что пытается произвести впечатление на эту студенточку музыкального училища, очень старается; усмехнулся сам на себя и продолжил в том же духе: — Если ни во что не верить, то и не разочаруешься ни в чем.

— Нигилист, — вставил Ленька, догадавшийся, что Егор играет на публику. — Базаров.

Егор оценил Ленькин незамысловатый каламбурчик и засмеялся. Лена же осталась серьезной.

— Так нельзя, — сказала она тихо и посмотрела на Егора с укором, совсем как воспитательница детского сада на расшалившегося малыша. — Нельзя ни во что не верить.

Егор смутился и почувствовал легкую досаду: Лена не поддержала его игру, как это сделал Ленька, она приняла все сказанное всерьез — или захотела принять все сказанное всерьез, что было одним и тем же — и все смяла, испортила игру. Нужно было что-то сказать или что-то сделать, чтобы исправить ситуацию, сгладить неловкость. Егор, как бы защищаясь, отгораживаясь, хотел сложить руки на груди, но ему помешал висевший на ремне Зенит, и тогда, схватившись за фотоаппарат, как за соломинку, он спросил у Лены:

— Можно, я тебя сфотографирую?

И она великодушно позволила:

— Можно.

Егор быстренько выставил расстояние, выдержку, диафрагму, посмотрел в видоискатель: так-так-так, — Лена возлежала почти как Олимпия на картине Мане, разумеется, с поправкой на обстановку. (Представьте только: Олимпия на железной кровати с продавленной сеткой. Ха-ха! Enchante!)

— Внимание, — сказал Егор, — скажи чиз, сейчас отсюда вылетит ворона. — Он нажал кнопку затвора — щелчок, вспышка. — Готово.

Переводя кадр, Егор заметил краем глаза, как Ленька отложил в сторону свой рисунок, потянулся и протяжно, с хрустом, зевнул: у-а-а. Егор проворно навел на него фотоаппарат и щелкнул. Блиц полыхнул белым светом, Ленька резко захлопнул рот, звонко клацнув зубами. Лена тихонько засмеялась, а Егор сказал:

— Классный получится снимок — сущность Лентяя.

— Дурак, — обиженно сказал Ленька. — Предупреждать надо. Я чуть челюсть с испугу не вывихнул.

— Я тебя подловил, — сказал Егор, зачехляя фотоаппарат, — в этом и заключается весь интерес.

— Ну, подловил, ну и что, — буркнул Ленька. — Хельмут Ньютон выискался. И, вообще, ты вроде как по делу ко мне пришел…

— Ах да, — вспомнил Егор. — У меня новый заказ появился: настенная роспись, два помещения в детском саду.

— Понятно. — Ленька потряс своей лохматой башкой. — Сказочки всякие, колобки да репки. Это нам как два… — он покосился на Лену и поправился: — как дважды два.

— Колобки и репки отменяются, — сказал Егор. — Сделаем что-нибудь из Толкина. Я с заведующей детским садом разговаривал — она, в принципе, не против, надо только эскизы представить.

— Нет уж, эскизы ты сам делай, — заупрямился Ленька, все-таки Лентяем его прозвали не зря. — Я такой мелочевкой не занимаюсь. К тому же у меня — сессия.

— Эскизы я уже сделал. — Егор похлопал ладонью по фотоаппарату. — Поднялся на девятый этаж, где мы сами же все и разрисовывали, и нащелкал почти целую пленку. Сегодня отдам пленку в обработку — завтра фотографии будут готовы.

— До чего дошел прогресс… — немилосердно фальшивя, пропел Ленька.

— Мне твои паспортные данные нужны, — сказал Егор. — Договор на двоих будут составлять, все чин по чину.

— Сейчас. — Ленька полез в стенной шкаф, где висела одежда, а так же хранились краски, кисти, бумага, незаконченные рисунки и холсты и много еще всякого разного барахла.

— А моя фотография тоже завтра будет готова? — спросила Лена, пока Ленька копался в шкафу.

— Завтра, — кивнул Егор, приблизился к ней и аккуратно укрыл до шеи мятой ленькиной простыней. — Вот так, хватит на сегодня обнаженки.

— Я тебе не нравлюсь? — тихо спросила она.

— Нравишься, — признался Егор. — Но…

— Нашел! — радостно объявил Ленька, выбираясь из шкафа с красной книжицей в руке. — Вот, держи. — Он отдал Егору свой паспорт, прибавив: — Смотри, не потеряй.