Большая земля - [18]
— Левоновна! Чего такое?
— Всех, всех повытаскали ночью! — могучим басом прокричала старуха. — Как ястребы над гнездом вились. Ох, рожоны вы мои детушки!
Федосья разинула было рот, но так и не произнесла ни звука: ее ударил по ушам острый и долгий ребячий крик, и она бросилась бежать, путаясь в широких юбках. Остановилась только у кучки баб. Крайняя повернулась к ней.
— Ты чего, аль из-за горы пришла? — устало сказала она. — Тут с самой ночи мужиков ловют. По Току и то казаки прошли по обоим берегам. Не говоря уж по деревне. Кузьму Бахарева увели… Так, милые, на полатях и застали. Повели, он молчит, а сам кипенный-белый сделался. Жена на смертной постели лежит, ребята воют… Тут крик, тут хлысты!
Баба осеклась и опасливо поджала губы. Мимо них проходил белесый военный. Он оглядывался по сторонам и монотонно посвистывал. Увидев Николая в его порыжевшей гимнастерке, остановился и строго спросил:
— Солдат?
Николай молча положил костыль и отвернул штанину. Военный увидел свежий малиновый рубец и поморщился. Молодой крестьянин в гимнастерке смотрел на него светлыми глазами, наполненными такой злобной силой, что военный невольно тронул кобуру револьвера и зябко повел плечом.
На углу Кривуши показались нарядные бабы — праздничная служба, очевидно, кончилась. Однако бабы шли неровным рядом и без всякой степенности.
— Глядите, Наталья! — сдержанно крикнул кто-то.
— Францева баба, австриячка!
— Ох, как бежит!..
Низенькая беременная Наталья с размаху врезалась в кучку женщин. На ее худом лице выступили багровые пятна. Она прижалась к Федосье, дрожа всем своим тучным, разгоряченным телом, и изнеможенно крикнула:
— Бабоньки, сокройте! Франец мой казака убил! Ищут его. На дворе у нас были!..
На улице показалась Авдотья Нужда, с головы до ног одетая в черное, строгая и замкнутая.
— Недоброе чует, — зашептались бабы.
Авдотья остановилась около сына, сидевшего на завалинке, и тихо сказала:
— К Дилигану с задов пошли.
Оправив платок, она взялась за кольцо соседней калитки.
Дуня, Дилиганова дочка, стояла перед чубатым казаком и повторяла отчаянно звонко, словно без памяти:
— А я знаю, что ли, где тятя? А я знаю?
Чубатый что-то рявкнул на девочку и поднял нагайку. Авдотья легко и молча встала между Дуней и казаком. Нагайка пришлась ей по плечу и до тела рассекла кофту.
— Не тронь девоньку! — не дрогнув, сказала она. — Чего дите знает?
Казак удивленно перевел глаза с Авдотьи на девчонку. Обе были светловолосые, синеглазые, узколицые.
— Мать, что ли? — недовольно пробасил он, опуская нагайку.
— Нет. Я мать солдату.
Казак смачно плюнул и зашагал по двору.
За воротами казак остановился, вынул из кармана бумажку и дал прочесть шагавшему рядом казачонку. «Наталья Панова», — услышала Авдотья и вздрогнула. Казак недоверчиво прищурился на нее и пошел по порядку.
У соседней справной избы ему поклонилась курносая баба, заплывшая багровыми складками жира.
— Где тут у вас Наталья Панова, жена австрияка? — спросил казак.
Семихватиха подобострастно усмехнулась и подняла толстую руку:
— А вот она, батюшка, в бабах-то!
Казак пересек улицу, придерживая шашку. Бледные женщины молча расступились перед ним, и он взял за руку окаменевшую Наталью.
В эту минуту из переулка, истошно крича, выбежала дурная девка Татьянка. Она переваливалась на ходу, словно утка, — одна половина ее тела, рука и нога были детски маленькие и хрупкие.
— Дядя Леска на потолке у монашек сидит. Дядя Леска зачем сидит? — картаво голосила она и размахивала малиновой детской ручкой.
— Молчи, христа ради! — испуганно дернула ее за рукав женщина в желтом полушалке.
Кривушинские еще ранним утром узнали, что дружинник Александр Бахарев прячется на чьем-то чердаке.
Дурочка утвердилась на второй своей, толстой и могучей, ноге и показала пальцем на избу монашек:
— Там, ей-богу! Дядя Леска!
Казак оставил Наталью с молодым и повернул обратно, к женщинам.
— Про кого это ты, голова? — закричал он издали Татьянке.
Но тут откуда-то вывернулся Иван Корявый, плечистый рябой мужик. Будто невзначай он наступил своим тяжелым сапогом на убогую ногу Татьянки. Та взвыла и плюхнулась на землю.
— Блаженненькая она у нас, — льстиво поклонился казаку Корявый. — Прощенья просим, всяко болтает.
Дверь избы Кузьмы Бахарева медленно отворилась, и во двор, поддерживаемая Авдотьей, вышла Мариша. Она оделась в чистое, праздничное платье, но ее потемневшее лицо было сурово и печально. На руках она держала грудного, за ней вереницей плелись принаряженные девчонки.
— Счастливых хлопот тебе, — сказала ей вслед Авдотья.
Мариша взмахнула вялой ладошкой, словно сняла паутину с лица, и мерно зашагала по улице.
— Пошла у лавочника, у Степана Тимофеича, живота просить, — певуче сказала Авдотья. — Это он Кузьму-то предал. Своей рукой на бумажку всех дружинников списал и начальнику подал. Бабы карабановские сказывали.
— О-о-о, родимец! — взвизгнула Хвощиха.
Авдотья повела синими глазами куда-то поверх бабьих голов и вытерла кончиком платка сухие губы.
— Она ведь и была уж у лавочника в дому, наземь пала… Не только ноги его, весь пол слезами улила. А он стоит, сопит, милые, боле ничего. Значит, правда, жизнь и смерть Кузина теперь в его руках. Ну, потом взялась она себя корить: зачем детей не повела? Может, от детей сердце у него дрогнет.
В книгу Надежды Чертовой входят три повести о женщинах, написанные ею в разные годы: «Третья Клавдия», «Утренний свет», «Саргассово море». Действие повести «Третья Клавдия» происходит в годы Отечественной войны. Хроменькая телеграфистка Клавдия совсем не хочет, чтобы ее жалели, а судьбу ее считали «горькой». Она любит, хочет быть любимой, хочет бороться с врагом вместе с человеком, которого любит. И она уходит в партизаны. Героиня повести «Утренний свет» Вера потеряла на войне сына. Маленькая дочка, связанные с ней заботы помогают Вере обрести душевное равновесие, восстановить жизненные силы. Трагична судьба работницы Катерины Лавровой, чью душу пытались уловить в свои сети «утешители» из баптистской общины.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.