Большая вода - [3]

Оливера Срезоска к нему особенно цеплялась, провинится кто-нибудь другой, а она кричит на него:

— Что ты вихляешься на ходу?

или:

— Не маши руками, иди смирно!

или еще:

— Ишь, голову задрал! Чего ухмыляешься, оборванец. Посмотри на себя, ниже голову, нечего тут зубы скалить!

Тогда в первый раз мы встретились взглядами. Он взглянул на меня с веселой улыбкой, будто говоря: дурачок, ну что трясешься, эх ты, испугался разоравшейся тетки! Я же здесь, не беспокойся! Будь я проклят, он вел себя так, как будто ругали не его, а меня.

Недоверчиво, исподлобья, я посмотрел на него. Он сразу понял мой взгляд и, не удержавшись, сказал:

— Ты, друг, ненормальный. Ты так подумал, значит, и ты ненормальный!

Он сказал правду, он как будто был во мне.

— Ну, — сказал он потом дружески — с той же дурацкой улыбкой, — ну, малыш, не будь ребенком! Знаю я кутят вроде тебя, только тявкаете! — И тут же громко и неуемно чему-то расхохотался. — Будь я проклят, его ничто не остановит. Он век будет смеяться, — подумал я, будет смеяться до последней капли. Клянусь, он такой, страшно смешливый.

— Что ты смеешься? — спросил я.

Я думал, он меня не слышал, но ошибся. Как только мы вошли в сад, он неожиданно остановился и, показывая рукой на заходящее солнце, сказал:

— Вон там она, вода. Большая вода! Вон там, гляди! Что, не веришь мне, друг, обиженно спросил он и захохотал. — Ну, давай, смотри, слепая курица, разуй глаза, посмотри, вон там, где горит как огонь, там…

Он говорил так возбужденно, радостно, что ему невозможно было не поверить. Будь я проклят, он ее видел, она стояла у него перед глазами. Не верить ему было выше человеческих сил. Каждое его слово было как яркий светлый факел. Он сразу зажег во мне огонь, до того неизвестный моему сердцу. Будь я проклят, по пути я, может быть, тысячу раз падал и вставал. Я смотрел туда, где садилось солнце, я искал Большую воду.

— Ну что с тобой поделаешь, раз ты слепой! — говорил он, смеясь, весело размахивая руками туда-сюда, казалось — сейчас полетит.

Мы прошли немного, и перед нами открылась прекраснейшая, таинственнейшая картина в моей жизни. Большая вода! Огромная, чудесная. О, Боже! Милый Боже, она ждала нас, у нее были материнские глаза, светлый и добрый взгляд. Я вмиг онемел, клянусь.

Дети остановились как по команде.

— Идет! — по-птичьи прощебетали они.

— Она придет, — послышался незнакомый голос, незнакомая женщина вся в черном медленно подошла к нам. Это была матушка Верна Яковлеска, добрая матушка Верна Яковлеска.

У меня до сих пор перед глазами стоит эта вода. Сон Кейтена, наш сон. Будь я проклят, общий сон. Мы могли шагать вдоль воды еще много дней и много ночей, могли без передышки идти век. Целый век. Усталость, изнурительная дорога, голод и жажда, преследовавшие нас, пока нас вели в дом, мгновенно исчезли, как будто все наши мытарства и невзгоды смыла добрая душа Большой воды. Снег, горы, сгоревшие деревни, опустевшие сады, незасеянные поля остались где-то вдали, в нас жила одна лишь Большая вода. Везде вокруг была вода, будь я проклят, Большая вода как будто ждала нас. Клянусь, она нас узнала, тотчас узнала. Ее тихий голос будто шептал нам: — Идите, ребятки, вот дорога, идите, не сдавайтесь! И мы шли, честное товарищеское слово, мы шли. Клянусь товарищем Оливерой Срезоской, мы шли.

Строем, по команде. Будь я проклят, по порядку. Боже мой, по порядку. Запомните это слово, если не хотите, чтобы вас пинали на каждом шагу. Какая скотина придумала этот дурацкий порядок. И вот как вознаграждение за все, что мы потеряли, как в прекраснейшем сне, зачарованные, мы стояли на берегу.

Милая вода! Вечернее солнце легло над волнами, покорилось им. Смотрите: нитка за ниткой отматывается от большого клубка дня. В такой миг Большая вода похожа на огромный станок, ткущий медленно, бесшумно и чудесно. Смотришь, таинственным образом все это переносится и на берег. Будь я проклят, и деревья, и птицы, слетевшие на ветви, стали прясть, золотые паутинные сети развеваются на верхушках. Клянусь, как волшебные гнезда. То же самое, похоже, происходит и с людьми, в странном возбуждении они то появляются, то исчезают за закрытыми окнами. Будь я проклят, как будто боятся их открыть. Но взгляды их выдают, по ним видно, что вода вошла в них, забрала. Все, все превратилось в громадный волшебный станок, который тихо ткет, непрерывно, без устали. Над нашими головами неслышно открывается мерцающее южное небо. Бесчисленные лампадки загораются на его своде. Кажется, именно этой минуты ждала вода, слышно, как она разошлась, как вольно, сильно зашумела. Теперь она везде, будь я проклят, ее голос царит над всем вокруг. О, золотая волна! Клянусь, это был голос Большой воды.

— Пошли, — тихо сказал Кейтен, положив мне на плечо свою длинную костлявую руку, — пошли, малыш, шепнул он, разве ты не слышишь, она нас ждет!

Будь я проклят, так и было. Я забыл о наказании, да и что значило любое наказание перед такой красотой. Я не спросил ни куда, ни зачем, тихо, без единого слова последовал за ним, как пленник, предоставив ему вести меня. Он чертом заскользил вниз по берегу, перескакивал с камня на камень, как козленок, беспрерывно махал мне рукой и звал меня за собой. Мы забрались на самый высокий утес. Будь я проклят, самый высокий.