Большая собака - [69]
Но не летит большая собака Чака к А!втору.
Автор возвращается домой, и плачет, и звонит мужу, хотя понимает, что тот на работе и не может прямо сейчас разрешить эту ситуацию. Ну, так кто не восклицал попусту: «О Господи!!!» из-за ерунды в любое угодное ему, а не Господу, время, пусть первым бросит в Автора камень. Тут же не ерунда, а любимая большая собака пропала.
– Она убежа-а-ала! – рыдает Автор в грудь только-только приехавшего с работы Папы.
И уставший Папа с рыдающим Автором отправляются на поиски большой собаки Чаки. Ищут её чуть не до утра, освещая мрак фонариками. И Автору кажется, что любой собачий вой – это вой их несчастной беглянки, а вовсе не просто какому-то псу захотелось от скуки или от несправедливости повыть на Луну. Автору мерещатся всякие ужасы, вроде «собаколовок», неаккуратных, а то и пьяных водителей, огромного множества просто жестоких людей, решивших поиздеваться над живым, проверить, исправно ли ещё «дидово ружжо», и прочая подобная галиматья. Автор, как и любой другой обычный взрослый человек, временами склонна думать самое худшее, хотя, когда была маленькой, думала исключительно и только о лучшем.
– Успокойся! Она уже вернулась, я знаю, – говорит муж Автору и поит её коньяком, чтобы Автор успокоилась.
– Да где же, где же она?! Чака, Чака!!!
– Не кричи – она не выйдет сейчас. Просто верь мне – все в порядке…
Автор верит – Автор не умеет не верить Папе.
Автор не верит – Автор еще не до конца научилась не верить глазам.
В пять часов утра Автор выбегает во двор. Нет!!! Чаки нет! Поэтому, вместо того чтобы спокойно, как всегда, проводить Папу на работу, она начинает рыдать, хотя пытается делать вид, что не рыдает, а просто ей соринки во все глаза попали.
Как только шум машины стихает, Автор даёт волю бурным рыданиям и даже поначалу не замечает – потому что отключение от трансляции и погружение в мучения делает нас нечувствительными к происходящему вокруг, – как что-то большое, распластанное, грязное, как будто не осталось ни одной лужи, ни одного оврага, в котором она бы не повалялась, подползает к её ногам на брюхе из тайного уголка и смотрит в глаза просительно-просительно: «Перед Папой словечко замолвишь, чтобы Он меня не сильно ругал, а? Ну, пожалуйста! Я-то и не вылезала, пока Он не уехал, потому что очень не люблю, когда Он меня ругает». И такие она умильные, виноватые, покаянные глазки делает при этом, что сердиться на неё нет никакой возможности. Да и вообще, кто сердится, когда важное, казавшееся навсегда утраченным, обретено?
Автор звонит мужу и радостно вопит:
– Она нашлась! Как только ты отъехал, нашлась! Она вернулась!
– Всё равно свое получит! Захотелось – могла бы просто попросить! – строго отвечает Папа Автору. Кажется, он совсем не рад. Но это только кажется. Просто он какими-то неведомыми путями всегда знает, как и когда пространство меняет направление. Даже если оно прячется за временем.
– Скажи еще, что она из-под дома выползла? – Муж Автора старается быть грозным.
– Да. А откуда ты знаешь?!
– Да она с вечера там сидит.
– Как с вечера? – не понимает Автор. – Тогда зачем мы как два кретина гоняли всю ночь по лесам и оврагам?! – Автор уже совсем сбита с толку.
– Как зачем – ты верила, что нужно искать, – и мы искали. Жизнь вообще простая штука – разуверить тебя было труднее, нежели прогуляться дождливой ночью по пересеченной местности. Я вас люблю. До вечера.
«Такие дела».[88]
И всё равно с Автором большая собака Чака театральничает, играет роль. А в Папу у неё прямое включение, потому что когда Он смотрит ей в зрачки, для неё больше никого не существует. Никого-никого!
Даже тех двух щенков, что спустя положенное после побега время родятся у большой собаки Чаки.
Нет-нет! Она очень хорошая мать. Она заботится о них, вылизывает, кормит, деловито выносит их из своих «хором» на солнышко, когда уже начинает знать, что можно выносить. Но никому-никому не разрешает их брать на руки и подкармливать, кроме мужа Автора.
А потом, как любое настоящее честное животное, становится к одному из подросших щенков равнодушнее. К кобелю. Он красив, здоров и уже взрослое животное. К сучке она относится все так же заботливо, потому что у той нарушение опорно-двигательной системы. Чака продолжает вылизывать своего щенка-сучку, играть с ней, удивительным животным чутьём задействуя в игры именно пораженную группу мышц, не отбирает у неё кости и всякие вкусные «конфеты», выдаваемые на двоих. В общем, ведёт себя куда лучше иных людей в аналогичных ситуациях.
Кобеля же, названного дядей Серёжей, Чака считает взрослой здоровой большой собакой и в игрушечных боях не слишком поддаётся, и говяжью мозговую кость не уступает.
Удивительно, удивительно наблюдение за животными. Потрясающим образом безалаберная юная псина становится интуитивно тонкой, заботливой, слышащей, чующей матерью, медсестрой, сиделкой, массажистом и бог знает кем ещё. И делает то, что должна, не ахая, не воздевая лапы к небесам, не вопрошая: «За что?!!!» и не жалуясь даже самым близким – Папе и Автору. Хотя и очень-очень радуется, если Папа берёт её на прогулку одну, без подросших уже щенков, чтобы она снова полетала и посидела с ним рядом, закидывая носом его и только
