Большая собака - [68]

Шрифт
Интервал

не явит миру форму существования любви, ибо у неё нет формы, и её не запишешь условными знаками, будь то мазки, буквы или ноты. В нежанровости, в неподчинении, в неуловлении, в невозможности зафиксировать ни объект, ни его отражение и зарыта самая большая собака того самого Бога, которого нет. Который есть Любовь, рождающая саму себя всегда и везде – от волнорезов Чёрного моря, балтийской непогоды и поволжских плёсов до океанского побережья другой стороны глобуса и самой Луны. Любовь, разлитая в безвременье. Прямое же её восприятие возможно лишь между двумя точками Откровения. Хотя и эти слова, слова, слова, слова – пустышки. За ними – мрак, за ними – ничего. И голова, как предисловье к книжке. И тьма похмельная и тишина всего… Просто вари своё царское варенье… Вот так он, статный молодой человек по имени Илья, всё это говорит до боли знакомым из снов, незнакомым, красивым бархатным взрослым мужским голосом будущему Автору.

– Ну раз так, то ладно, – соглашается Автор, всё ещё не веря в богоявление, как будто сойди сейчас с небес «канонический» старик с бородой, было бы натуральнее. Как будто будущий Автор не стала бы его дёргать за нимб, проверяя на предмет бутафории, оглядываясь в поисках затаившихся разыгрывающих её шутников. «Будь твоя вера с горчичное зёрнышко…», но и такой меры малой в будущем Авторе нет, как нет её и ни в одном из читающих сейчас эти строки. Но Автор садится на льняной пиджак, потому что, не веря и не понимая, уже просто сразу всё знает.

– Вот скажите, Илья Михайлович… Давайте будем считать, что я встретила бога. Вот случайно, сентябрьским вечером, на пляже 13-й станции Большого Фонтана я встретила бога. И спросила его: «Илья Михайлович, утопиться мне или нет? Потому что мне так странно то, что они считают нормальным. А меня, вполне нормальную, считают странной, если не сказать сумасшедшей. И что делать бедному будущему Автору?» Отвечайте. Как скажете, так и сделаю.

Красивый молодой человек без пиджака Илья Михайлович делает очень серьёзное, соответствующее моменту лицо, с минуту торжественно пучит яркие глаза, надувает щёки и говорит будущему Автору:

– Сейчас я вас поцелую, потом мы пойдём есть мороженое, чуть позже – ко мне в гостиницу незаконно совокупляться целую вечность, потому что пожениться сегодня уже не успеем из-за их дурацкого интервального времяисчисления. Ибо Ты говоришь: «Скажи». Я сказал Тебе. Не будь я неслучайно встреченный Господь, Бог Твой!

Будущий Автор не выдерживает и прыскает, и весь мир становится красивым молодым человеком без пиджака, целующим её в глаза. И мир начинает пахнуть морской солью, корицей, ванилью, влажной щенячьей шерстью, пасхальными куличами, сосновой и вишнёвой смолой, клубникой «виктория», лунной пылью, пшеничным самогоном, бочковыми солеными огурцами, «кладбищенскими» неправильными цветами каллами, русскими белыми грибами, и будущий Автор плачет, как маленькая. Как будто во время поцелуя ей наложили швы на порезанную аж до мяса душу.


Оказалось, что это совсем не больно.

Примерно вот так:

БЕЗУМИЕ[87]

Вспоминаю свое детское сумасшествие…
Кастанеда отдыхает…
Где я побывала,
не знал, и никогда не узнает
даже Дон Хуан…
Милостиво разрешили вернуться,
переломав все кости
и бросив
в лучезарности
среди прутьев, колосьев,
чугунины пространства…
Беспробудное пьянство
не спасает от ясности,
потом не спасает от старости,
от вверенной вечности…
ВСТАВАЙ и ИДИ, но Боже,
неужели никто не сможет пойти…
и дойти…
до взаимообратной смертельности…
Заносит снежными формами
безупречно гладкие плоскости,
все метафоры сгнили
и уже не просятся
обрести себя в точности
изложения
мнимых коллизий и пыли,
лишь стаями вЕтров сознание разносится
над пустыней…
Опасные воспоминания…
Да, я не говорила тебе,
что памятью обладаю гениальной?..
Своеобразной…
Попробуй расшифровать буквально
последнее слово…
С виду, особенного
ничего такого…
вне времени и пространств
эмоций, привязок, желаний
одно непрерывное СО-СТОЯНИЕ…
Всегда здесь,
всегда рядом,
взглядом ласкающее
Белой Богини…
Когда о н и уходили,
я оставалась…
Я верю в свое БЕЗУМИЕ,
я оставалась ждать…
Скажи мне,
Что я дождалась...

Здесь Автор, пожалуй, снова перейдёт на всем понятный и всеми любимый язык прозаического ума и продолжит «собачью» линию истории.


Большая собака Чака растёт счастливой и жизнерадостной и дорастает до возраста, положенного каждой суке – репродуктивного. Глупый Автор как-то выпускает её из вольера во двор, забыв, что суки, достигшие репродуктивного возраста, иногда сбегают из дому. Если честно, Автор даже не поняла, что у Чаки началась течка, вот такая вот она идиотка. (А чтобы вы, читатель, не путались, последнее относится к обеим!)

Зато Чака поняла и, распластавшись под воротами, унеслась неведомо куда. Папа был на работе, а на авторские истошные: «Ко мне!!!», разносящиеся то на водохранилище, то в поле, то на опушке леса, никто не отвечал радостным полётным бегом. Чака очень любит так бегать – полётно. Ррррразго-о-о-он и на рррр-Аз! На «А!» фиксируя мощное мускулистое ладное тело во времени, распластав лапы по пространству. Удивительная собака, не умеющая летать в силу законов классической физики, но могущая останавливать мгновение, лишать его гравитации и там бесконечно парить, пока не кончится по собственному усмотрению длящееся «


Еще от автора Татьяна Юрьевна Соломатина
Акушер-ха!

Эта яркая и неожиданная книга — не книга вовсе, а театральное представление. Трагикомедия. Действующие лица — врачи, акушерки, медсестры и… пациентки. Место действия — родильный дом и больница. В этих стенах реальность комфортно уживается с эксцентричным фарсом, а смешное зачастую вызывает слезы. Здесь двадцать первый век с его нанотехнологиями еще не гарантирует отсутствие булгаковской «тьмы египетской» и шофер «скорой» неожиданно может оказаться грамотнее анестезиолога…Что делать взрослому мужчине, если у него фимоз, и как это связано с живописью импрессионистов? Где мы бываем во время клинической смерти, и что такое ЭКО?О забавном и грустном.


Приемный покой

Эта книга о врачах и пациентах. О рождении и смерти. Об учителях и учениках. О семейных тайнах. О внутренней «кухне» родовспомогательного учреждения. О поколении, повзрослевшем на развалинах империи. Об отрицании Бога и принятии его заповедей. О том, что нет никакой мистики, и она же пронизывает всё в этом мире. О бескрылых ангелах и самых обычных демонах. О смысле, который от нас сокрыт. И о принятии покоя, который нам только снится до поры до времени.И конечно же о любви…


Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61

Мальцева вышла замуж за Панина. Стала главным врачом многопрофильной больницы. И… попыталась покончить с собой…Долгожданное продолжение «бумажного сериала» Татьяны Соломатиной «Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61». Какое из неотложных состояний скрывается за следующим поворотом: рождение, жизнь, смерть или любовь?


Роддом. Сериал. Кадры 1–13

Роддом — это не просто место, где рожают детей. Это — целый мир со своими законами и правилами, иногда похожий на съемочную площадку комедийного сериала, а иногда — кровавого триллера, в котором обязательно будут жертвы. Зав. отделением Татьяна Георгиевна Мальцева — талантливый врач и просто красотка — на четвертом десятке пытается обрести личное счастье, разрываясь между молодым привлекательным интерном и циничным женатым начальником. Когда ревнуют врачи, мало не покажется!


Роддом. Сериал. Кадры 14–26

«Просто в этот век поголовного инфантилизма уже забыли, что такое мужик в двадцать пять!» – под таким лозунгом живет и работает умная, красивая и ироничная (палец в рот не клади!) Татьяна Мальцева, талантливый врач и отчаянный жизнелюб, настоящий Дон Жуан в юбке.Работая в роддоме и чудом спасая молодых мам и новорожденных, Мальцева успевает и в собственной жизни закрутить роман, которому позавидует Голливуд!«Роддом. Сериал. Кадры 14–26» – продолжение новой серии романов от автора книги «Акушер-ХА!».


Акушер-Ха! Вторая (и последняя)

От автора: После успеха первой «Акушер-ХА!» было вполне ожидаемо, что я напишу вторую. А я не люблю не оправдывать ожидания. Книга перед вами. Сперва я, как прозаик, создавший несколько востребованных читателями романов, сомневалась: «Разве нужны они, эти байки, способные развеселить тех, кто смеётся над поскользнувшимися на банановой кожуре и плачет лишь над собственными ушибами? А стоит ли портить свой имидж, вновь и вновь пытаясь в популярной и даже забавной форме преподносить азы элементарных знаний, отличающих женщину от самки млекопитающего? Надо ли шутить на всё ещё заведомо табуированные нашим, чего греха таить, ханжеским восприятием темы?» Потом же, когда количество писем с благодарностями превысило все ожидаемые мною масштабы, я поняла: нужны, стоит, надо.


Рекомендуем почитать
Глупости зрелого возраста

Введите сюда краткую аннотацию.


Мне бы в небо

Райан, герой романа американского писателя Уолтера Керна «Мне бы в небо» по долгу службы все свое время проводит в самолетах. Его работа заключается в том, чтобы увольнять служащих корпораций, чье начальство не желает брать на себя эту неприятную задачу. Ему нравится жить между небом и землей, не имея ни привязанностей, ни обязательств, ни личной жизни. При этом Райан и сам намерен сменить работу, как только наберет миллион бонусных миль в авиакомпании, которой он пользуется. Но за несколько дней, предшествующих торжественному моменту, жизнь его внезапно меняется…В 2009 году роман экранизирован Джейсоном Рейтманом («Здесь курят», «Джуно»), в главной роли — Джордж Клуни.


Двадцать четыре месяца

Елена Чарник – поэт, эссеист. Родилась в Полтаве, окончила Харьковский государственный университет по специальности “русская филология”.Живет в Петербурге. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Урал”.


Поправка Эйнштейна, или Рассуждения и разные случаи из жизни бывшего ребенка Андрея Куницына (с приложением некоторых документов)

«Меня не покидает странное предчувствие. Кончиками нервов, кожей и еще чем-то неведомым я ощущаю приближение новой жизни. И даже не новой, а просто жизни — потому что все, что случилось до мгновений, когда я пишу эти строки, было иллюзией, миражом, этюдом, написанным невидимыми красками. А жизнь настоящая, во плоти и в достоинстве, вот-вот начнется......Это предчувствие поселилось во мне давно, и в ожидании новой жизни я спешил запечатлеть, как умею, все, что было. А может быть, и не было».Роман Кофман«Роман Кофман — действительно один из лучших в мире дирижеров-интерпретаторов»«Телеграф», ВеликобританияВ этой книге представлены две повести Романа Кофмана — поэта, писателя, дирижера, скрипача, композитора, режиссера и педагога.


Я люблю тебя, прощай

Счастье – вещь ненадежная, преходящая. Жители шотландского городка и не стремятся к нему. Да и недосуг им замечать отсутствие счастья. Дел по горло. Уютно светятся в вечернем сумраке окна, вьется дымок из труб. Но загляните в эти окна, и увидите, что здешняя жизнь совсем не так благостна, как кажется со стороны. Своя доля печалей осеняет каждую старинную улочку и каждый дом. И каждого жителя. И в одном из этих домов, в кабинете абрикосового цвета, сидит Аня, консультант по вопросам семьи и брака. Будто священник, поджидающий прихожан в темноте исповедальни… И однажды приходят к ней Роза и Гарри, не способные жить друг без друга и опостылевшие друг дружке до смерти.


Хроники неотложного

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.