Большая Охота. Разгром УПА - [6]

В те дни только самый узкий круг лиц из высшего руководства ГДР и Москвы знал о предстоящем перекрытии секторальных границ в Берлине, что и произошло в ночь с 12 на 13 августа, то есть с субботы на воскресенье, 1961 года. Находившиеся на похоронах ребенка сотрудники КГБ недоумевали по поводу отсутствия родителей.

В конце дня 13 августа 1961 года стало ясно, что Сташинские ушли на Запад. Все те, кто знал, какие задания выполнял агент в 1957 и 1959 годах в Мюнхене и что может произойти, если Сташинский заговорит, пришли в шоковое состояние.

Как и следовало ожидать, Сташинский заговорил. Его заявление западным властям о том, что он агент КГБ и по заданию советской госбезопасности ликвидировал известных украинских политических эмигрантов Ребета и Бандеру показалось американцам вначале неправдоподобным. Лишь убедившись по предъявленным документам и рассказам Сташинского, что все это правда, они передали агента немцам, чтобы через немецкий Федеральный суд развернуть широкую антисоветскую кампанию.

В Берлин из Москвы тотчас прибыла специальная комиссия для разбора такого крупного ЧП. Подполковник Ю. Н. Александров в сопровождении оперработников был сразу же самолетом отправлен в Москву, где через несколько дней арестован. По команде руководства КГБ следственные материалы должны были быть направлены в военный трибунал, что грозило Александрову минимум 8 годами строгой изоляции. Спасло Александрова от тюрьмы одно обстоятельство. Тогда, в годы хрущевской «оттепели» было разрешено участие адвоката в предварительном расследовании. Александрову дали на выбор любого защитника из утвержденного КГБ списка. На это арестованный Александров заявил, что по рекомендации родственников у него уже имеется адвокат, на что он имеет право как гражданин СССР. Конечно же, он знал, что этот защитник, член Московской коллегии адвокатов, еврей по национальности давно интересует органы КГБ за свои связи с сионистскими кругами и лицами, подозреваемыми КГБ в принадлежности к ЦРУ. Чекисты пытались отговорить Александрова, но тот стоял на своем. Руководство, как всегда, нашло мудрое «соломоново» решение — уволить без пенсии и выходного пособия, чтобы «круги дальше не пошли»…

То же самое произошло с указанным выше А. С. Того отправили в Киев и также уволили из органов без пенсии. Надо отдать должное руководству КГБ Украины, заступившемуся за А. С.: оно добилось его перевода в МВД.

А. С. все надеялся, что за него заступится тот генерал, которому он устно докладывал о своих сомнениях в агенте. Не указал чекист А. С. в своем письменном объяснении комиссии, что устно докладывал о своих сомнениях, надеясь на помощь генерала. Не дождался. Все промолчали.

15 или 16 августа, на третий день после перекрытия границы меня вызвали к руководству аппарата КГБ и как дипломата с диппаспортом направили вместе с А. С. для его прикрытия в Западный Берлин на поиски Сташинского. Дело в том, что А. С. сам попросил выделить для его прикрытия именно меня, так как я, работая в свое время в Киеве, знал Сташинского не только по некоторым оперативным материалам и рассказам готовивших операцию товарищей, но и видел Сташинского, как говорится «вживую». Мне показал его в свое время один из моих товарищей с гордостью за работу по раскрытию убийцы писателя Галана. К счастью, Сташинский не знал и не видел меня.

Мы заняли удобную позицию метрах в 80–100 от главного входа в комплекс зданий, где помещалась военная комендатура США и находились службы ЦРУ на Клейаллее, и вели по очереди все светлое время дня наблюдение с помощью бинокля. Конечно же, это было никому не нужное и заранее обреченное на неудачу мероприятие, годивщееся только для доклада в Москву о принятых мерах. Сташинский, если бы он даже еще оставался в Берлине и по воздушному коридору не был вывезен американцами в Западную Германию или еще куда-нибудь подальше с целью его же безопасности, был надежно укрыт.

Это наблюдение мы вели два дня. А. С. надеялся на чудо. В первый же день, заняв выбранную позицию, А. С. заявил мне: «Георгий, у меня с собой пистолет. Если мы увидим Богдана, уходи, я буду стрелять. Мне терять нечего. Я убью Богдана и себя». Если бы у меня была хоть малейшая надежда на успех дела, я бы все равно не стал докладывать об этом начальству, хотя и подвергал себя риску быть строго наказанным руководством КГБ, узнай оно об этом.

После завершения процесса в Карлсруэ в 1962 году поднялась огромнейшая волна антисоветчины. Вся западная печать буквально захлебывалась от самых грубых выпадов в адрес Москвы, Советского Союза, КПСС, КГБ. Сташинский как-то ушел в тень. «Убийцы в Москве. Это Хрущев, Кремль, КГБ. Сташинский жалкий исполнитель, сознание которого сумели отравить коммунисты-чекисты».

Несколько сдержаннее вели себя некоторые западные крупные официозы, правительства основных западных держав.

К сожалению, мы тогда почему-то не ответили, что по отношению к Бандере был приведен в исполнение приговор Верховного суда по воле и желанию народа за убитых по приказу Бандеры тысячах советских людей. Наши политические потери из-за предательства Сташинского были огромны.