Большая Мэри - [8]
Если бы электронные письма были бумажными – он получал бы их мешками со всего света. Его любит весь мир, от Европы до Австралии, и я его немножечко ревную.
На днях прилетает его девушка. Здоровая, красивая, хочет навсегда связать судьбу с сыном. Обвенчаться, родить ему малыша. Двух малышей. Господи, какие письма она ему пишет.
Наша гостья убёждённая вегетарианка, и рано утром я отправляюсь в частный сектор за творогом, свежей зеленью и овощами.
Домики прячутся за нарядными, добротными изгородями, из кирпича, из яркого гофрированного железа. Среди них заплаткой чернеет старенький деревянный забор в зарослях сирени и акации. В глубине двора стоят две искривлённые дуплистые берёзы.
Мне кажется, или я слышу ритмичный скрип качелей? Вижу поверх забора крепко вцепившиеся в верёвки полные руки. Вздувается и опадает купол сарафана. Взметаются в небо стыдливо поджатые, толстые голые, красные от утреннего холода коленки. То появляется, то исчезает запрокинутое, зажмуренное от счастья Машино лицо.
«Мэри, хватит плакать! Жизнь такая штука, Мэри!».
В углу виден лёгкий плетёный переносной загон. Под сеткой соседские кролики энергично – аж прозрачные малиновые уши шевелятся и ходят желваки – хрумкают Машин жирный сорняк. В других углах трава уже «подстрижена» кроличьими зубами догола. Каждое утро приходят соседка с мужем и перетаскивают загон с кроликами на новый кусочек свежей травы.
Маша так самозабвенно мурлычет старомодную песенку… Так лихо, вкусно качается. Хочется толкнуть калитку и бросить пакеты на розово-дымчатую – будто закатное облачко с неба спустилось! – клеверную лужайку.
«Маша, чур, я после вас!».
Но мне некогда. Я ещё смотрю некоторое время и иду дальше. За творогом и зеленью.
БИБЛИОТЕКАРЬ
– Ой, Нина Фёдоровна, распаковывайте пакет осторожно! Вдруг там это… Белый порошок. Сибирская язва! (В то время были случаи, рассылали подозрительный белый порошок).
– Плоско шутишь, Федоненко. Да кому мы нужны, дурочка? Книжку, чего ещё нам пошлют. Макулатуру.
Начальница отдела комплектации П-ской областной библиотеки пожала плечами. Вроде была сама оскорблена и обижена фактом, что других посылок к ним не бывает. Грубо надорвала серую почтовую бумагу, накрошила на стол сургучом. Потрясла над мусорной корзиной, из книжки выпал листок. Взглянула мельком: дешёвка. Мягкая обложка, бледный шрифт, заломы, нитки торчат. Разумеется, стихи.
В выходных данных – Алтухинская районная типография. Ну что же, можно порадоваться за алтухинских аборигенов, спустившихся с прогнивших крылечек и сеновалов, и бойко ступивших на творческую стезю. Кропают шедевры, что-нибудь вроде:
Беда с графоманами. Их в дверь, они в окно. Фамилия автора – тоже Алтухин. Гос-споди. Небось, райцентр на сорок дворов, и все в нём Алтухины. И все гении.
Нина Фёдоровна небрежно бросила книжку на подоконник, отёрла руки носовым платком. Кряхтя, натянула плащ: пора в управление культуры на планёрку.
– Нина Фёдоровна, вы что, даже не просмотрите? – нарочито удивилась Тонечка.
– Делать мне нечего. Читать всё, что к нам присылают – глаз не хватит. А зрение у меня не казённое. Тауфон постоянно закапываю.
– Ну, так я возьму почитать.
– Да хоть выкраси и выброси, мне что, – с досадой крикнула начальница. – Солить их, книги, что ли?! Бесплатные-то, по Соросу, не знаем куда девать. Завалили до потолка, в отделе хранения ступить негде. Чай пьём на пачках с книгами. Вместо стремянок лазим по книгам… Вместо подставок под цветы используем… Как с цепи все сорвались: пишут и пишут. Цензуру надо законодательно вводить, цен-зу-ру! Чтобы весь этот шлак – вон.
Она сделала рукой решительное движение, как будто выметала метлой невидимый мусор. Уже из коридора доносились шуршание её плаща и удаляющиеся жалобы:
– Бу-бу-бу. В книжных магазинах не продаются… Издательства открещиваются. Так моду взяли в библиотеки сливать. Урны себе нашли, мусоропроводы. Столичных – заграничных, раскрученных-то никто не читает. А тут ещё этот, прости господи… Поэт-самородок, алтухинец. Куда конь копытом, туда и рак клешнёй. Бу-бу-бу.
Тоню Федоненко в библиотеке за глаза недобрые люди звали Тонечкой-дурочкой. И незаметно крутили пальцем у виска: мол, того она. Слегка не в себе. С придурью.
Ну, а вообще ласково называли наш Тоньчик-камертончик. Она устроилась сюда на работу после училища, и у неё сразу обнаружился талант предсказывать, «пойдёт» или «не пойдёт» новинка.
Буквально за пять минуток по диагонали просматривала – и предсказывала книжкину судьбу, с погрешностью в 0, 9 процентов. Угадывала: либо формуляр будет густо пестреть и распухать от читательского спроса, и меняться раз в полгода. Либо, никем не востребованный, останется девственно-чистым, несмотря на бешеный пиар.
Бывает писательский талант. А бывает талант читателя. И встречается он в природе всё реже, если вообще не находится на грани вымирания. Хотя ведь читатель – это писатель наоборот. Скажем так: вывернутый наизнанку писатель.
Права Нина Фёдоровна: все хотят писать, а читать никто не хочет. Однажды при Тоне приёмщица в комиссионке вразумляла очередь, тянущую к ней своё жалкое тряпьё. Отмахивалась, отбивалась руками и ногами:
Сын всегда – отрезанный ломоть. Дочку растишь для себя, а сына – для двух чужих женщин. Для жены и её мамочки. Обидно и больно. «Я всегда свысока взирала на чужие свекровье-невесткины свары: фу, как мелочно, неумно, некрасиво! Зрелая, пожившая, опытная женщина не может найти общий язык с зелёной девчонкой. Связался чёрт с младенцем! С жалостью косилась на уныло покорившихся, смиренных свекрух: дескать, раз сын выбрал, что уж теперь вмешиваться… С превосходством думала: у меня-то всё будет по-другому, легко, приятно и просто.
Не дай Бог оказаться человеку в яме. В яме одиночества и отчаяния, неизлечимой болезни, пьяного забытья. Или в прямом смысле: в яме-тайнике серийного психопата-убийцы.
«Главврач провела смущённую Аню по кабинетам и палатам. Представила везде, как очень важную персону: – Практикантка, будущий врач – а пока наша новая санитарочка! Прошу любить и жаловать!..».
Иногда они возвращаются. Не иногда, а всегда: бумеранги, безжалостно и бездумно запущенные нами в молодости. Как правило, мы бросали их в самых близких любимых людей.Как больно! Так же было больно тем, в кого мы целились: с умыслом или без.
И уже в затылок дышали, огрызались, плели интриги, лезли друг у друга по головам такие же стареющие, страшащиеся забвения звёзды. То есть для виду, на камеру-то, они сюсюкали, лизались, называли друг друга уменьшительно-ласкательно, и демонстрировали нежнейшую дружбу и разные прочие обнимашечки и чмоки-чмоки. А на самом деле, выдайся возможность, с наслаждением бы набросились и перекусали друг друга, как змеи в серпентарии. Но что есть мирская слава? Тысячи гниющих, без пяти минут мертвецов бьют в ладоши и возвеличивают другого гниющего, без пяти минут мертвеца.
Невыдуманные рассказы о девочках, девушках, женщинах. Одна история даже с криминальным налётом.
Роман охватывает четвертьвековой (1990-2015) формат бытия репатрианта из России на святой обетованной земле и прослеживает тернистый путь его интеграции в израильское общество.
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.Во второй выпуск вошли произведения 19 авторов, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.
Какова роль Веры для человека и человечества? Какова роль Памяти? В Российском государстве всегда остро стоял этот вопрос. Не просто так люди выбирают пути добродетели и смирения – ведь что-то нужно положить на чашу весов, по которым будут судить весь род людской. Государство и сильные его всегда должны помнить, что мир держится на плечах обычных людей, и пока жива Память, пока живо Добро – не сломить нас.
Какие бы великие или маленькие дела не планировал в своей жизни человек, какие бы свершения ни осуществлял под действием желаний или долгов, в конечном итоге он рано или поздно обнаруживает как легко и просто корректирует ВСЁ неумолимое ВРЕМЯ. Оно, как одно из основных понятий философии и физики, является мерой длительности существования всего живого на земле и неживого тоже. Его необратимое течение, только в одном направлении, из прошлого, через настоящее в будущее, бывает таким медленным, когда ты в ожидании каких-то событий, или наоборот стремительно текущим, когда твой день спрессован делами и каждая секунда на счету.
Коллектив газеты, обречённой на закрытие, получает предложение – переехать в неведомый город, расположенный на севере, в кратере, чтобы продолжать работу там. Очень скоро журналисты понимают, что обрели значительно больше, чем ожидали – они получили возможность уйти. От мёртвых смыслов. От привычных действий. От навязанной и ненастоящей жизни. Потому что наступает осень, и звёздный свет серебрист, и кто-то должен развести костёр в заброшенном маяке… Нет однозначных ответов, но выход есть для каждого. Неслучайно жанр книги определен как «повесть для тех, кто совершает путь».
Секреты успеха и выживания сегодня такие же, как две с половиной тысячи лет назад.Китай. 482 год до нашей эры. Шел к концу период «Весны и Осени» – время кровавых междоусобиц, заговоров и ожесточенной борьбы за власть. Князь Гоу Жиан провел в плену три года и вернулся домой с жаждой мщения. Вскоре план его изощренной мести начал воплощаться весьма необычным способом…2004 год. Российский бизнесмен Данил Залесный отправляется в Китай для заключения важной сделки. Однако все пошло не так, как планировалось. Переговоры раз за разом срываются, что приводит Данила к смутным догадкам о внутреннем заговоре.