Большая лагуна - [12]

— Не та фокусировка, — сказал Вика. — Вот теперь смотри. Ну как? — В голосе Вики звучали торжествующие ноты.

Действительно, у Веры захватило дух, когда в черной бездне засияли звезды созвездия Орион. Звезды именно сияли, не лучились, а сияли, казались меньше, чем на Земле, и неизмеримо дальше. Вера искала, с чем можно сравнить цвет космоса, и не находила сравнения. Вначале ей казалось, что перед ее глазами абсолютно черный цвет. Всматриваясь, она почувствовала, как пробежал холодок по спине: никакого цвета не было, перед ней разверзлось пространство, неизмеримое, бесконечное пространство, не имеющее цвета, как не имеет его пустота. Она поняла, что черный цвет — кажущийся, им заполняет сознание пустоту, и если бы не эта особенность, то перед ней открылось бы нечто страшное, немыслимо страшное. Захотелось домой, на Землю, под защиту теплого неба, под защиту облаков, захотелось услышать шелест листьев, шум волн, ворошащих гальку.

Вика перешел к метагалактике, взволнованным шепотом называл звездные острова во Вселенной:

— Крабовидная туманность… Туманность Андромеды… Шаровидная туманность… — Называл расстояния — миллионы и миллиарды световых лет.

— Благодарю. Достаточно, Вика, — наконец сказала Вера, подавленная необыкновенным зрелищем.

— Да ты что? — удивился Вика. — Сейчас мы пройдемся по нашей Солнечной системе.

— В другой раз. Вика.

Она поднялась. Поблагодарила доктора Хааса. Теперь этот маленький человек неожиданно вырос в ее глазах. Она поняла: какую надо иметь силу, какой полет воображения, чтобы оторваться от Земли, проникнуть в тайны Вселенной, объяснить законы ее движения, понять жуткую жизнь звезд!

Вера пошла к своим растениям и сразу обрела покой и уверенность в себе. Крохотные зеленые существа храбро карабкались к свету; особенно ее радовали ананасы и скороспелые огурцы. В ней крепла уверенность, что с ее легкой руки возродится космическая плантация. Только Вера никак не могла понять, что произошло. Она придерживалась старого состава питательной смеси, разве что применила новый стимулятор и чуточку изменила световой режим. Все это не имело существенного значения. Нововведения не могли принести коренных изменений.

Она вызвала по видеофону профессора Мокимото и поделилась с ним и своими успехами и недоумениями.

Профессор улыбался, его добродушное лицо из-за помех стало еще шире.

— Нельзя ничего отвергать, не проверив. Может быть, Сюсаку Эндо в чем-то прав, — сказал он, — может быть, действительно с помощью растений будет открыт еще один вид всепроникающей радиации. Кто прав, покажет будущее. Ты не задерживайся. Оставь строгие инструкции. Я же говорил, Вера-сан, что у тебя легкая рука.

На прощанье он протянул руку за рамку экрана и жестом фокусника извлек горшок из темно-зеленой эмали с орхидеей: алые лепестки цветов необыкновенной формы были окаймлены светлым золотом, тычинки, пестик, жемчужно-серая пыльца — все поражало в этом необыкновенном создании.

Вера всплеснула руками:

— Не может быть!

— Да, Вера-сан, твоя «Заря Цейлона». Сегодня ночью зацвела. Как жаль, что я не могу передать тебе ее аромат! Все наши друзья приходят взглянуть на нее, все восхищаются, все поздравляют тебя. Жду тебя, Вера-сан.

Почтительное «сан» почему-то растрогало Веру. У них с профессором навсегда утвердились простые, приятельские отношения. Сейчас Мокимото, видимо, чрезвычайно высоко оценил ее подвиги. Перегнувшись в поклоне, его изображение растаяло на экране.

Пегги застала Веру посреди комнаты. Та стоя покачивалась, глаза закрыты, на губах застыла улыбка. Пегги осторожно обошла ее кругом.

Вера приоткрыла веки:

— Не тревожься, Пегги, со мной все в порядке. Я «вспоминаю» запах своей орхидеи, она сегодня ночью расцвела, и ее только что показывал мне мой учитель. Какая прелесть!

— Учитель? — спросила Пегги с веселыми огоньками втлазах.

— И учитель и орхидея.

— Кто из них прекрасней?

— О, Пегги! Профессору Мокимото восемьдесят лет, да и он прекрасен, как может быть прекрасен человек.

— Прости. Я, кажется, сказала лишнее. Орхидея действительно хороша!

Они сели на тахту, и Вера стала рассказывать ей о своей работе в Институте растениеводства.

— Профессор считает, что у меня легкая рука.

Пегги посмотрела на ее руки:

— Не знаю, каков их вес, но руки у тебя изящны, только ты их не бережешь, все пальцы пожелтели от реактивов.

— Все забываю надевать перчатки. Мокимото имел в виду не вес моих рук.

— Какое-то иносказание?

— Ну конечно. Это идет от глубокой древности. Считалось, что некоторые люди обладают магической силой. У них все получалось лучше, чем у других, они даже лечили болезни наложением рук.

— Психотерапия?

— Нет, сложнее. И Мокимото — не знаю, в шутку или всерьез — считает, что и я наделена некой таинственной силой. Поэтому он меня и послал сюда, хотя все до обидного просто решается. И здесь с оранжереей, и с моей орхидеей, и даже с движущимися растениями. Все основное сделал мой учитель. Я только переставила их в тень, и они «пошли», вернее, медленно поползли к свету. Практически эта их особенность не нужна в сельском хозяйстве, важно научное значение опыта.