Большая кровь. Как СССР победил в войне 1941-1945 гг. - [60]

Много доводилось слышать о «сталинском самообладании», но ведь лично вождю ничего не угрожало! Даже если бы немцы взяли Москву — у него были Горький, Куйбышев и т.д. Если бы Вермахт вышел к Волге, Уралу — у Сталина оставалось 2/3 страны, размером с несколько Западных Европ. Поди сыщи «усатого» в сибирской тайге на пространстве от Урала до Тихого океана. На худой конец — есть Китай, Мексика или США, куда можно было бы бежать, прихватив огромные средства в золоте и алмазах.

К тому же немцы физически не могли оккупировать территории за Уралом, поэтому РККА всегда было куда отступить. В таком случае война приобрела бы характер затяжной полупози-ционной, полупартизанской войны, наподобие той, которую к тому времени уже вел Китай. Победить в такой войне, оккупировать сибирскую тайгу и заполярную тундру невозможно, а посему полная оккупация, при наличии сильного фронта западных союзников, СССР не грозила.

Иное дело, что с каждым поражением, с каждым отданным врагу городом рушился ореол великого и несравненного вождя, «отца и учителя народов». Армия, начавшая разбегаться еще в период приграничных сражений, все больше теряла подобие организованной силы. Дело в том, что Рабоче-Крестьянская Красная Армия была, в массе своей, не столько «рабочей», сколько «крестьянской». А что хорошего видел бесправный советский крестьянин от Советской власти? За что должен умирать? За свою полуголодную бесправную жизнь в колхозах и совхозах? Раньше он подчинялся власти и силе, но, столкнувшись на поле боя с иной силой, более мощной, нежели советская, советский крестьянин предпочел сдаться или дезертировать, а не умирать.

Мне станут возражать, мол, сдача в плен не носила массового характера. Однако прав я, а не мои оппоненты, об этом красноречиво свидетельствуют факты, а не выдумки ура-патриотов. Что могут они противопоставить такой реальности, как более 5 млн (к лету 1942-го — за один год войны) советских военнопленных в немецких лагерях (а ведь немцы в начале войны отпустили многих украинцев, белорусов и представителей других национальностей из числа советских солдат, попавших в плен). Надеюсь, никто не станет утверждать, что все они попали в плен в бессознательном состоянии?

Что можно противопоставить справке заместителя начальника управления Особого отдела НКВД СССР комиссара госбезопасности 3-го ранга С. Мильштейна наркому внутренних дел СССР генеральному комиссару госбезопасности JI.П. Берия, согласно которой с начала войны по Юоктября 1941 года особые отделы и заградотряды НКВД задержали 657.364 военнослужащих, отставших от своих частей и бежавших с фронта (последних — подавляющее большинство). Это только те, кого поймали, а сколько ускользнуло? Даже если верить официальным данным, таких числилось более 200 тысяч человек, это больше численности финской армии за весь период войны. Добавьте сюда 140.755 дезертиров, задержанных в тылах фронта только за период с 1 августа по 15 октября 1942 года, и получится, что за год войны с фронта драпануло более 1 млн бойцов — столько, сколько насчитывали в 1939 году все вооруженные силы Польши после мобилизации.

Вместе с пленными количество бойцов, не пожелавших умирать за товарища Сталина, превысило 6 млн (!) человек за один год. Если учесть, что в тот период призвали более 12 млн человек, то получится, что сдался в плен либо дезертировал из Красной Армии каждый второй военнослужащий. Даже от общего количества призванных за всю войну (более 35 млн человек) эта цифра составляет свыше 15 % (это без учета всех дезертировавших и попавших в плен в период с 1942 по 1945 год).

Население оккупированных областей тоже вовсе не обязательно стало «жертвой германского нацизма». На многих территориях, после «прелестей» сталинской коллективизации, наступили по-настоящему славные (с экономической точки зрения) времена. Так, мой прадед рассказывал, что немецкие оккупационные власти объявили буквально следующее: «Берите земли столько, сколько сможете обработать». Непременным условием при этом являлась отработка определенного срока (довольно незначительного) «в интересах Великой Германии». Но что значила эта отработка в сравнении с советскими трудоднями?

И вот это уже было очень опасно для Сталина — утраченные территории, вкусившие капитализма, могли не захотеть возвращаться обратно. Больше того — они могли выступить на стороне Германии. Этому в обязательном порядке требовалось помешать. Однако концепция «народной войны» (в смысле — войны с собственным народом) сформируется у Сталина несколько позднее. Но пойдем дальше.

Глупейшей директивой ставки Гитлера от 30 июля наступление группы армий «Центр» на Москву было остановлено, а чуть позже 2-я танковая группа и взаимодействующая с ней 2-я полевая армия повернуты на юг. Еще через некоторое время фюрер послал под Ленинград 39-й танковый корпус из состава 3-й танковой группы Гота. Сталин получил передышку. С этого момента главными направлениями стали юго-западное и ленинградское.

Тем не менее активные действия на Западном фронте не завершились. Обиженный снятием с поста начальника Генштаба Г.К. Жуков, назначенный командующим Резервным фронтом, настаивал на проведении наступательной операции в районе Ельнинского выступа. Георгий Константинович жаждал побед, чтобы доказать свою «профпригодность». Сталин согласился на наступление, но вовсе не потому, что замысел Жукова был гениальным. Просто Сталин и Генштаб рассчитывали, что: