Большая книга ужасов — 69 - [54]

Черный всадник встал над поверженным баксы и гулко выкрикнул: «Покорись, Койлыбай!» Над головой у всадника развернулось алое полотнище и взметнулось пламенем.

– Кино и немцы, – простонал Балуан.

Эля, прикусив губу, чтоб не закричать, смотрела на творящееся перед ней безумие, но руку пери не отпускала. Ребята сидели у кровати, прижавшись к ней спинами.

«Мамочка моя, что со мной… куда я попала… кто это? Что это за существо? – мысли в голове у Эли смешались в беспорядочный вихрь. – Ведь это не конец света? – вспыхнуло паническое. – Господи, только бы выбраться отсюда! – Она сама не заметила, как начала молиться вслух: – Боже мой, пожалуйста, спаси нас, пусть это все прекратится, пожалуйста…»

– Ты что, верующая? – тихо спросил Балуан.

– Не бывает атеистов в окопах под огнем, – огрызнулась она.

Но Койлыбай не сдавался, он приподнялся, подхватил саблю и попытался перерубить коню ноги. Всадник захохотал, и звук его голоса был похож на грохот стреляющей пушки или тяжелого камнепада, когда огромные куски скалы катятся по отвесному склону в глубокую пропасть.

– Ты проиграл, старик, смирись, здесь все мое!

– Рано радуешься, – выдохнул Койлыбай.

Балуан потихоньку подбирался к своей сабле.

В этот момент дверь сорвало с петель, и в юрту ввалился Руслан.

– Что здесь происходит?! – выкрикнул он и сломя голову бросился на черного всадника. Балуан добрался до своей сабли и кинулся с другой стороны. Конь взвился на дыбы…

Юрта стала наполняться сизым туманом, и Эля услышала далекие отзвуки невидимой битвы. Они раздавались все отчетливее и звонче.

Алое полотнище сникло, потемнело и, скользнув на пол, застыло грязной тряпкой. Поднялся сильный ветер, сорвал остатки войлока с юрты, разметал людей и утварь, с востока со свистом налетела лиловая туча. Она закрыла собой все небо, опустилась, клубясь и меняя форму, прямо на сражающихся и вышибла из седла черного всадника. Вороной взвился, заржал и унесся прочь, размазался темнотой, растворился: только был – и вот нет его.

Каменной грудой лежал на растерзанных кошмах черный всадник.

И снова Эля заметила того, текучего, почти неуловимого глазом. Он стоял на поверженном враге – почти прозрачный, исчезающий, но грозный.

– Надир-Шолак, друг мой! – Койлыбай наконец поднялся, опираясь на руки ребят. – Как же ты вовремя!

Эля почувствовала, как пери дергает ее за руку, и обернулась…

На кровати вместо роженицы лежала Гуля.

– Гулька! – У Эли чуть барабанные перепонки не лопнули.

Подруга поморщилась:

– Ты чего орешь? Мы где?

– Откуда я знаю! – Эля всхлипнула и, не в силах сдержать слезы, разревелась.

Возле девочек столпились баксы и ребята. Они наперебой успокаивали Элю и пытались объяснить рассерженной Гуле, где она и что с ней было.

Койлыбай быстро наклонился к изголовью кровати и достал из-под подушки яда.

– Сработало, – он удовлетворенно улыбнулся. Кажется, это был первый раз, когда Эля увидела его улыбающимся.

– Что сработало? – спросила Гуля, во все глаза глядя на баксы. А тот бережно извлек из-под подушки светлую прядь волос и ежиные иголки, ссыпал в кожаный мешочек и сунул за пазуху.

– Может, еще пригодится, – пробормотал он.

Ребята криво усмехнулись, переглядываясь.

– Тут какое-то свирепое колдунство, – неуверенно произнес Руслан.

– Я вообще ничего не понял, – признался Балуан. – Зачем мы уезжали, потом возвратились?

Эля уставилась на него.

– Погодите, то есть как это – вернулись? – всполошилась она.

– Я не сразу понял, только когда Гульку увидел, – сообщил Балуан.

– Не было Гули, здесь была пери! – возмущенно выкрикнула Эля.

– Как скажешь, – Балуан усмехнулся и отступил на полшага.

Эля от досады топнула ногой:

– Койлыбай, объясните, что здесь происходит? Куда подевалась пери? Я ее видела, и не пытайтесь меня переубедить! И кстати, куда этот ваш демон подевался?

Ребята и баксы оглянулись. Ни Надир-Шолака, ни демона не было.

Зато к ним подходили какие-то незнакомые люди, пожимали руки, здоровались, радовались. Кто-то споро чинил разрушенную юрту, поправлял купол, оборачивал войлоком стены, обвязывал накрепко. Меняли циновки и кошмы, собирали раскиданную утварь…

– Послушайте, я ничего не понимаю, – взмолилась Эля. – Мне кажется, мы никуда не уезжали – ведь это ваша юрта, Койлыбай?

– Моя, – улыбнулся баксы.

– Но как же так могло случиться? – недоумевала Эля.

– Круг замкнулся, – совсем непонятно ответил Койлыбай.

– У меня сейчас голова лопнет, – пожаловалась Эля. – Кто этот, в черных латах? Куда подевалась пери? Что с ее ребенком?

Гуля, успокаивая, погладила ее по руке.

– Мне еще хуже, – шепнула она, – я вообще не понимаю, как мы все тут очутились. Балуан, где папа?

Койлыбай, казалось, не слушал ребят. Он подошел к стене и снял кобыз, сел скрестив ноги и начал играть, касаясь струн смычком, будто художник карандашом быстрыми, почти неуловимыми штрихами создает свой образ преходящего мира.

Кобыз Койлыбая пел о кровопролитной битве, о друге, повергшем врага и умчавшемся за ним в погоню в сторону запада.

«Друг мой, Надир-Шолак, я готов стать жертвой на твоем пути, нерадивый и гордый, не слушал твоих советов, подверг себя и своих гостей опасности, но ты не держал на меня зла, ты спас всех нас! Вернись невредимым, мы вместе разделим радость победы, мы свяжем навечно нашего врага, чтоб никогда он не вредил людям».