Большая книга ужасов — 67 - [8]

– Это предупреждение мне. За Веника, – всхлипнула Мышка.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что я Мышь и она мышь.

– Глупости говоришь, – буркнул я. – Думаешь, они понимают наш язык?

– Могли научиться.

– У кого?

– У Гематогена, он же не всегда молчит.

У меня из головы не шла крохотная шпага, пропавшая с нашего стола. После смерти Веника я не сомневался, что она была отравлена.

– Уходим, – приказал я. – Ты первая.

Мышь была так потрясена, что, забыв о Венике, без возражений поползла назад.

Я, кажется, понимал, что произошло вчера. Лайка охотилась по кустам, разоряя птичьи гнезда и ловя грызунов. Глупый Веник тоже хотел поучаствовать в настоящей собачьей забаве, но ему никогда не удавалось поймать с первого раза даже шарик для пинг-понга. Он забежал на тропу эльфов и увидел готовую добычу. Очень может быть, что Венику показалось мало распятой мыши, и он кинулся ловить эльфов. Вот и получил удар отравленной шпагой.

У них Средневековье. В Европе жгли на кострах ведьм, а эльфы распинают мышей. Хотя какие они эльфы! Эльфы – нежные, волшебные, с полупрозрачными мотыльковыми крыльями, а эти – злобные карлики, мучители мышей.

Скорее всего, я был несправедлив. Если представить, как даже не в средневековый, а в сегодняшний наш город врывается собака величиной с пятиэтажный дом и начинает хватать граждан, то применение любого оружия покажется честным. Да и распятая мышь – это все-таки не распятый человек.

Как только заросли над тропой поредели, я встал, чтобы понять, где мы находимся. Перед нами поднималась тайга, сплошная тайга, одинаковая во все стороны.

За месяц мы облазили окрестности, подчиняясь нехитрому правилу: час идем туда, час обратно; если не видим дома, стоим и кричим «ау». Аукаться не пришлось ни разу. Всегда попадалась какая-нибудь примета, чаще всего нами же брошенный мелкий мусор. Но в тот день нас преследовало невезение. Скрылось за облаками солнце. Не попадались наши палочки-выручалочки – фантики от конфет, которые Мышь разбрасывала за собой, как Мальчик-с-пальчик. Аукаться было страшно. Я хорошо понимал, что где отравленная шпага, там и отравленные стрелы, а Мышь, еще не зная, что Веник умер, просто боялась.

Мы долго стояли, не зная, что делать, и пряча глаза друг от друга. Потом совсем близко грохнул выстрел, за ним, с коротким промежутком, еще один.

– Промазал, – сказал я, и мы пошли на звук.

Глава VII. Я снимаю шкуру

Папа не промазал. Второй выстрел, который чаще всего делают с досады, вдогон убежавшему зверю, оказался смертельным для молодого оленя. Пуля угодила ему в низ черепа, где шея соединяется с головой. Когда мы подошли, Гематоген уже снимал шкуру, завернув за спину мешавшую работать покалеченную руку. Папа с безучастным видом стоял в стороне.

– В мозжечок, – сказал он. – Фашисты так пленных расстреливали.

– Дурачок, – добрым голосом срифмовал Гематоген. – Эх, Владимир, если бы не твои глупости, тебе бы цены не было. Я уж думал, ушел олешек. А в первый раз, признайся, ты нарочно смазал?

– Нарочно, – не стал спорить папа. – Это попал я нечаянно.

Гематоген улыбался, раздувая ноздри, и вообще был счастлив. Я впервые видел, чтобы он говорил без особого дела.

– Нечаянно?! Ну, тогда тебе кто-то ворожит. – Оторвавшись от работы, он посмотрел в наши мрачные лица и догадался: – Не нашли?

Я покачал головой.

– Будет время – поищем, а сейчас давай олешка свежевать. Здесь оставлять ничего нельзя, зверье растащит.

Я не знал слова «свежевать», но и так было ясно: оленя размером чуть меньше взрослой коровы надо превратить в мясо и перенести в избу. Хорошо, если успеем до темноты.

Поиски Веника откладывались на завтра. Мышь все поняла и, не проронив ни слова, уселась на траву. В глазах у нее стояли слезы.

– Собака найдет, – успокоил ее Гематоген.

– Как ее зовут? – спросила Мышь.

Старик пожал плечами:

– Собака и собака. Она у меня одна.

Пока папа переживал свой удачный выстрел, Гематоген показывал мне, как снимать шкуру. Фокус был в том, чтобы не столько срезать ее, сколько отрывать, нажимая кулаком и только немного помогая себе ножиком. Для этого, на мой взгляд, требовалось не меньше трех рук, а у нас столько и было на двоих. Я оттягивал шкуру и надрезал, когда надо, а старик нажимал кулаком. Дело шло быстрее, чем я ожидал, а тут еще папа очнулся и стал помогать. Он сходил за топором в избу, которая оказалась совсем недалеко, и начал рубить как заправский мясник. Все художники разбираются в анатомии животных, поэтому ни один удар у папы не пропал зря. Он буквально разбирал оленя на части.

Не скажу, что все это было приятно. Когда дошло до кишок, меня чуть не вывернуло наизнанку. Я говорил себе, что оленя назад не соберешь, а нам нужно мясо. У Мышки вон все жилки светятся на лице сквозь кожу – ну как ее морить этим дурацким супом вермишелевым!

Я исподтишка приглядывался к старику. Что же получается: Мышь права, он отсюда не улетает, чтобы помогать эльфам? Добрый великан Гематоген. Или даже эльфийский бог Гематоген. Наверное, приятно чувствовать себя покровителем лесного народца, который без тебя никуда. Зачем он, скажем, построил запруду на ручье? Купаться там холодно, воды можно зачерпнуть и так. А для эльфов это водохранилище. Надо поглядеть – вдруг под камнями спрятан водопровод из полых травинок?