Большая игра - [42]
Светлые глаза Чавдара сузились, на виске забилась набухшая жилка.
— Вот так, — облегченно вздохнул Паскал.
— Компенсация, значит! За то, что совру насчет ботинок, — сквозь зубы процедил Чавдар.
— Услуга за услугу, — обиделся Паскал. — Тебе же это ничего не будет стоить!
— Может, хочешь, чтобы я тебе их потом вернул? — Чавдар положил тяжелые звенящие стотинки в карман.
— Ты что?!
На мгновение Паскал замялся. Подумал: «Я же просто так помогаю…»
— Безвозмездный заем, — выпалил он.
— Ага! — Чавдар сел рядом.
Паскал слегка отодвинулся — на всякий случай — к окну. Но расстояние было слишком мало, чтобы избежать опасности, а рука брата лежала близко, совсем близко.
— Ничего, Чаво, — великодушно добавил Паскал. — Если тебе нужно, я соберу еще один членский взнос.
— А про те-ве-ка ты слышал?
Паскал уставился на кончик своего носа.
— Те-ве-ка, — повторил брат. — Знаешь, что это такое? Трудовая воспитательная колония.
Паскал почувствовал: Чавдар коснулся запретной в их доме темы. Об этом все дружно молчали, но каждый таил в себе эту рану.
— Из-за восьми-то левов? — усомнился Паскал.
— Восемь левов и сорок две стотинки! — поправил Чавдар с неожиданным озлоблением. — Сумма не имеет значения! Важен принцип! Желаешь продолжить милую семейную традицию, да? — ожесточался он все больше и больше. — Чтобы мне помочь? А когда мне становится стыдно за тебя, обижаешься, оскорбляешься и…
Паскал замер, пораженный гневными словами брата, и вдруг Чавдар ударил его наотмашь.
— Жвачки у тебя во рту нет? «Нет», — хотел сказать Паскал.
— А если и есть, выплюнешь, — продолжал Чавдар каким-то свистящим шепотом. — У меня же теперь полно денег, могу купить тебе новую.
И, размахнувшись, ударил брата еще раз.
— Воспитываешь?
Бесшумно открыв дверь, мать с укором смотрела на сыновей. В узком, длинном, до пят, платье она казалась особенно стройной. Как всегда по утрам, мать зачесала волосы наверх, уложив их в тяжелый золотисто-каштановый узел, который стягивал кожу лица и будто высасывал румянец с ее щек.
— Своими делами занимайся! — резко крикнул Чавдар.
От крика брата, от страдальческой гримасы, исказившей губы матери, Паскал сжался, как от удара. Подзатыльник Чавдара показался ему теперь нежной и желанной лаской брата.
— Я-то своими делами занимаюсь, а ты вообще ничего не делаешь! О работе и не думаешь!
— Делаю, что хочу! И думаю, о чем хочу! — продолжал Чавдар так же зло.
— Не кричи! — отшатнулась мать. — Отца разбудишь.
— Пусть проснется! Хоть раз проснется, когда мы все дома. И послушает. И полюбуется, — ответил Чавдар.
— Чем полюбуется?
— Семейной идиллией.
— Не забывай, что ты живешь за его счет. На всем готовом, — выдохнула мать.
— И что ж теперь? Кланяться вам? — продолжал Чавдар. — Руки целовать?
Паскал переводил взгляд с брата на мать, в душе умоляя их прекратить перепалку. Но они уже не могли сдержаться.
— Выйди, Паскал! — резко сказала мать. — Не слушай! Нечего смотреть на эту семейную идиллию.
Паскал вскочил.
— Сиди, — Чавдар надавил рукой Паскалу на плечо. — Пусть все слышит.
Паскал снова опустился на стул.
— Сто раз тебе говорила! Как можно ударить человека по голове! — продолжала мать уже более мирно.
— Да не ударил я его, — смягчился Чавдар.
— Воспитываешь, значит.
— Кому-то надо его воспитывать, — добавил Чавдар еще тише. Вспышка ярости затухала.
Некоторое время мать устало молчала. Гневные огоньки в глазах потускнели, погасли, она вся вдруг обмякла, сжалась.
— А я вообразила, что вы говорите о родительском собрании! — вздохнула она.
— На которое должен идти я, — иронически усмехнулся Чавдар.
— Ты же знаешь, отец в это время занят.
— Занят, конечно, — все так же насмешливо продолжал Чавдар. — Остается и мне устроиться официантом, ты этого хочешь?! — Слово «официант» он произнес подчеркнуто иронически. — В какой-нибудь гранд-отель или, еще лучше, модерновый ресторан! Сам выбритый, костюмчик наглаженный… Загляденье! Опять же чаевые! А может, барменом? Каждый месяц пять сотенных.
Несколько раз Чавдар сделал такой жест, словно кладет деньги в левый кармашек рубашки.
— Насчет отца мог бы и воздержаться, — сказала мать. — Растил вас, поил и кормил…
— Меня армия растила, поила и кормила.
— О Паскале он заботился.
— Заботился, — опять озлобился Чавдар. — Что же ты не спросишь своего сына, откуда у него новые ботинки?
— Чаво! — сжался Паскал.
Брат выдает его? И это после того, как Паскал отдал ему все деньги?
— Какие ботинки? — удивилась мать.
Чавдар выскочил из кухни и через минуту вернулся с ботинками в руках.
— Эти, — швырнул Чавдар ботинки на чистый стол.
Мать взяла ботинки в руки, долго разглядывала.
— Откуда они? — спросила она ледяным голосом, который показался братьям гораздо страшнее всякого крика.
— Подарили. — Паскал по привычке скосил глаза.
— Не коси!
— Один товарищ подарил, я тебе про него говорил. С его сестрой Здравкой мы сидим за одной партой, — заморгал Паскал. — Их бабушка мне подарила, бабушка Здравка Бочева. «Так, — говорит, — и скажи матери: от бабушки Здравки Бочевой. И от Крума».
Паскал ждал, что мать не дослушает, потребует сейчас же вернуть ботинки, но она не сказала ни слова.
