Большая игра - [30]
Резали картон, сшивали нитками, соединяли гибкой медной проволокой, раскрашивали в невообразимые цвета — каждый в меру своей изобретательности, а краски брали первые попавшиеся. Сверху приделывали картонные фигурки: кто солнце, кто луну, кто пирамиду. Получались отличные шлемы, широкие, доходящие до плеч цилиндры с двумя узкими прорезями для глаз и закругленным отверстием для рта. Водрузив шлемы на головы и пытаясь узнать друг друга, мальчики хохотали до упаду. Смех, заглушённый цилиндрами, раздавался глухо, как из бочки. Вот только место для ушей и носа оказалось непредусмотренным. И если уши еще как-то помещались под картоном, то нос совсем сплющивался.
— Ну и ну! — прыскал Андро. — Совсем сдурели!
Мастерской мальчикам служил подвал в доме Крума. Откроешь ставни во двор — и вмиг светлеет. Располагались на ветхих стульях, на рассохшихся бочках из-под квашеной капусты, на суковатых, точно окаменевших пнях, оставшихся от колки дров, на ящиках со всяким хламом. Готовые бомбы и шлемы мальчики прятали в укромных местах.
«Играют дети, чем-то заняты, ну и пусть себе тешатся», — тихо радовалась бабушка Здравка. Однако, услышав дикий хохот, решила все-таки спуститься в подвал — посмотреть, как они там.
— Нельзя! Бабушка, не входи! — закричал Крум, стоило только появиться ей на ступеньках.
По дружному ребячьему хохоту бабушка понимала, что ничего плохого в подвале не происходит, но на всякий случай спросила:
— А что это вы всё внизу сидите? И отчего такое безудержное веселье?
Сняв цилиндры, мальчики потирали сплющенные носы.
— Смешно нам, и все, — ответил Крум. — Но ты не входи сюда!
Бабушка постояла немного — видны были ее ноги в черных чулках, — потом пошла посидеть на лавочке во дворе, где в это время собирались старушки из соседних домов. Какое-то время бабушка походит по двору, посидит на солнышке, потолкует с соседками о погоде, о болезнях, о том, что нынче готовить на обед…
— Ну так что? — растерянно спросил Иванчо. — Как быть с носами?
— Да уж придумаем что-нибудь, — пожал плечами Дими, которому все эти приготовления казались чистым ребячеством.
Еще бы! Когда тренеры готовят тебя к республиканскому первенству по плаванию на сто и четыреста метров вольным стилем в группе юниоров, засекают хронометрами каждую пройденную дистанцию с точностью до десятых долей секунды, наблюдают, насколько технично движешься ты под водой, смешно сидеть тут и вырезать из картона ножницами бабушки Здравки некое подобие средневековых шлемов.
— Вырежем по три отверстия, — предложил Яни. — Одно для носа, а два для ушей! Что туг голову ломать!
— Вырезать недолго, — засомневался Иванчо. — Уши-то нам и надерут!
— Кто? — удивился Андро. — Кто надерет?
— Режьте! — решительно сказал Крум. — Отметьте точно, куда упираются нос и уши, и вырезайте!
Взяли ножницы, острые маленькие ножницы, и каждый вырезал на своем цилиндре три отверстия: для ушей круглые, для носа продолговатое.
— Теперь смотрите, — Крум ловко вырезал два полукруглых кусочка картона. — Это для ушей. Наушники. А вот это, — он вырезал продолговатый кусок картона и согнул его пополам, — для носа.
— Ладно, — задумчиво проговорил Иванчо, орудуя ножницами и от старания высунув язык. — Наушники, наглазники, наносник… Нет, так нельзя сказать, так не выходит.
Работа остановилась.
— Носник, — улыбнулся Спас.
— Лучше уж тогда сопельник, — засмеялся и Андро.
— Вот, смотрите! — Евлоги приложил вырезанные куски картона к ушам и носу.
Он все делал быстро, ловко, Крум не случайно возлагал на Евлоги самые большие свои надежды. Евлоги предназначалась ответственнейшая часть операции — первыми бомбами остановить Лину и Чавдара на горбатом мостике.
— Видите! Не отличишь от настоящих шлемов! — воодушевился Евлоги.
— Надо и Паскалу сказать, — напомнил Андро, кивнув на длинный темно-синий цилиндр, стоящий на расшатанной этажерке в углу.
— Чтобы его нос не расцвел, как баклажан.
— У него не нос, а носик, так что получится баклажанчик! — Иванчо выговорил длинное слово не без труда.
— Да, далеко тебе до Паскала, у него бы все это единым духом получилось! — насмешливо заметил Спас.
— А ты сам скажи быстро, — защищался Иванчо.
Паскал учился в школе во вторую смену и приходил обычно позднее всех, но, надо отдать ему справедливость, принимал самое деятельное участие в приготовлениях, хоть и не знал, на кого задумано нападение, как, впрочем, и все остальные. Похоже, эта неизвестность наполняла мальчишек особой решимостью, придавала их игре загадочность: кто его знает, чем все это кончится?
Никто не обратил внимание, как случилось, что Паскал теперь все свободное время проводил с ними и, стало быть, в курсе всех их планов. Андро участвует в подготовке нападения, рассуждал Крум, почему бы и Паскалу, их маленькому Буратино, как иногда его называли семиклассники, не принять участие в игре? Тем более, что всяких интересных идей у него хоть отбавляй, не то что у Иванчо. Придумал забросать неприятеля камнями. А если и вправду попали бы в голову?
Конечно, Паскал — брат Чавдара.
Но ведь и Андро — брат Лины.
А вдруг вместе с Чавдаром и Линой на мостике окажутся какие-нибудь прохожие? Выходит, обстреливать и их? Нет, ни в коем случае! Тогда пошлем Паскала к парочке. Уж он найдет, что сказать им. Задержит Чавдара с Линой, пока не пройдут посторонние. Подаст знак. Да они и сами увидят: пора! Огонь! Бомбы засвистят над асфальтом. Начнут рваться. Дым окутает мостик. Неприятель в панике отступит…
