Болото с привидениями - [4]
— Город — вот место сражения писателя со злом! — вдруг зло заговорил он. — Вот обитель погибших талантов, настоящих характеров, сплетения судеб, — проговорил он медленно, но с испепеляющей силой в голосе. — Город пока еще не убит. Но и его убьют. А деревня уже наполовину убита. Коллективного творчества нет. И не может быть… Райком, обком… Пустота. Все решают профессионалы, а не политики. Пусть заставят Брежнева управлять самолетом особым постановлением ЦК. Не сможет! А берется руководить развитием атомной энергетики… В романах будущего у фантастов политиков нет. Там есть астрофизики, пилоты, биологи, врачи, но политиков нет. Политик никогда не создаст ничего нового. Он может разрешить или запретить… Все открытия в мире сделали люди «низа», а не «верха». Дети королей и премьер-министров за всю историю человечества ничего не изобрели.
2
Я разбудил Нагибина в половине пятого утра. Он мучительно пытался проломить брешь в сознании и вписаться в утреннюю явь. Потом мы долго шли закраинами болот, разбивая осколки месяца в лужах и бочагах. Порой в кустах взлетала с заполошным криком проснувшаяся птица, Нагибин хватался за ружье, трясущимися пальцами касался шейки «английского» ложа, снимал с предохранителя, чертыхался и тут же смеялся, пугая в татарнике сонных клестов и овсянок.
— Это и есть знаменитые шатурские заливные луга? — спросил он тихо, боясь спугнуть тишину.
— Это заброшенные торфяники. В жаркое лето они нагреваются так, что над ними и окрест стоит мгла. Иногда они горят в июле.
— Почти Везувий, — сказал Нагибин. — Там, на дне, таится колоссальная энергия. Но я не знаю: это энергия зла или добра? Я всегда знал, что болото — это уникальный генератор. Его надо понять. Обуздать. Или приручить. Вот мы и будем приручать… Но сперва познакомимся.
Ночь выдалась ясная, стылая, знобкая, звезды светили ярко и вызывающе помигивали нам. Над болотом, подернутым черной паутиной гари и плесени, густо клубился туман, от воды шибало сыростью, покалывало в ноздрях от испарений. Кто-то многообещающе плеснул в болоте. То ли рыба, то ли селезень ударом крыла… С отмели снялась выпь, мелькнула рваной тенью над водой, словно протирала окна утра, и тоскливо возвестила начало рассвета. Болото хранит выпь. Выпь в болоте как часовой. Она знает все по часам и просто так не закричит. Надо понять ее клич. Угадать смысл. Она подскажет, где трясина, где ямы. Я придаю громадное значение голосам птиц. Птицы — голоса неба. Голоса жизни. Загадочно светились огоньки на черных, как антрацит, кочках. Стебли рогозы у берега отсвечивали лунными бликами. Камыш стыдливо кутался в молочную кисею, словно готовился к балу-маскараду. И все кругом шевелилось неспешно, деловито, готовясь к празднику утра. Ночь еще жила сотнями живительных, радостных для меня шорохов. Что-то мелодично и ласково булькало, кто-то протяжно и устало вздыхал в сердце болота. И от этих вздохов по всему телу у меня шел озноб. Меня ужасно волновали болота перед рассветом. Была некая магия природы. Юрий Маркович достал фонарик. Свет ударил в ночь — как ожег и разрубил болото. Желтый родничок света побежал перед нашими ногами, уползая в траву, как поползень. Ночь пыталась его задушить.
— Потушите, — сказал я, — кругом у берега невысокая рогоза, мы на открытом месте, птица видит свет. Она снимется затемно и уйдет в поля.
Нагибин безропотно потушил фонарик. Он был гостем. Я приглашал его на праздник утра, а значит, отвечал за все, даже за свет и мигание звезд, блеск луны.
Луна спряталась за облаками, все вокруг погрузилось в библейскую тьму. И вдруг послышался тяжелый, тугой треск мощных крыльев, сердитый голос потревоженного селезня. Рваная тень мелькнула пьяным, испуганным призраком наискось по воде. Селезень сделал круг и оказался вдруг чудодейственным образом рядом, возле самого уреза воды. Луна в этот миг вынырнула из-за туч, подбодряя меня, свет ее весело заплескался в разводье облаков. Крякаш был как на ладони, метрах в двадцати.
— Бейте, — шепнул я. Нагибин расторопно уронил фонарик в траву, вскинул ружье и выстрелил навскидку.
Селезень без крика взлетел, отвернул от нас и стал уходить круто влево. Я накрыл его стволами и нажал спуск. Выстрелы наши прозвучали с интервалом в считанные секунды. Еще не отнимая ложа от плеча, я понял, что попал. Крякаш с тяжелым плеском рухнул в болото и затерялся среди кочек. Утром его можно найти. Но только не сейчас. Каждая секунда живет на острие иглы охоты.
— Пригнитесь, — сказал я Нагибину. — Перезарядите ружье. Сейчас начнется! Не шевелитесь, пока они не налетят. Луна потворствует нам.
— Мы попали! — торжествующе воскликнул Юрий Маркович.
— Мы пропали, — поправил я его. — Там трясина. Не достать. Надо стрелять, когда стая делает круг над берегом. Они потянут в поля через вон тот холм. Надо спешить.
Болото ожило. Тайна рассеивалась вместе с утренней дымкой, и исчезало что-то очень важное. Главное в болоте — его призраки-охранители испарялись вместе с приходом света. Десятки птиц снимались с ночевки, то и дело слышались короткие тревожные всплески, все больше и больше уток взлетало впереди и по сторонам. Они летели через нас в сторону полей с рожью торопливо и деловито. Это не был праздный полет чайки. В полете был очень четкий ритм жизни. Цель. Тонкий посвист крыльев разрезал мелодично и мерно тишину. На востоке тяжелая синева неба уже подтаивала, молодой свет набухал багрянцем все отчетливей, тугая дымчатая синева разряжалась все шире малиновыми промоинами, через которые прорастал все уверенней и настойчивей день. Была та торжественная минута, когда утиные стаи стелются над водой и неторопливо покидают обитель. Прямо на нас шли четыре крякаша. Их силуэты были словно вырезаны из смоляной гари на фоне неба. Тени уток стремительно неслись на нас по матовой лунной дорожке и сшибали беззвучно покачивающиеся на воде отражения звезд. Я ударил дуплетом. Нагибин пропустил птиц и послал вслед два торопливых выстрела. Крякаш бился в редких порослях осоки, махая белесым исподом крыла. Что-то плюхнулось на берег в урезе болота. И тут же мягкий шлепок ударил в землю, где темнели наши рюкзаки. Нагибин вскочил, хотел подобрать уток.
Сатирический роман Юрия Вигоря о темной стороне жизни знаменитой московской улицы, о мелких торговцах, чьи лотки до отказа забили тротуары Арбата, о коррупции, о всевластии чиновников, о беспределе мафии, о том, что случилось со всеми нами — словом, о нашей жизни.
Повести и рассказы, составившие книгу — детективы, но без милиции, ибо нашим доблестным органам МВД и КГБ раскрытие этих преступлений попросту недоступно. Почему? Об этом вы узнаете прочтя книгу. Но автор не теряет веры в отечественных Шерлок Холмсов и уделяет им место в повести «Сомнительная версия».СОДЕРЖАНИЕ:Ловец. Повесть.Сомнительная версия. Повесть.Историоблудия. Повесть.Дачный синдром. Повесть.Свой почерк. Рассказ.Месть. Рассказ.Страх. Рассказ.Искатель романтики. Рассказ.Последний призрак графа Нарышкина. Рассказ.
В серии очерков молодого литератора Юрия Вигоря рассказывается о рыбаках, зверобоях, поморах Крайнего Севера. В центре внимания автора не только судьбы и характеры тружеников Белого моря, экзотические картины их быта, но и ряд экономических и социальных проблем сегодняшнего дня, озабоченность будущим этого прекрасного края белых ночей.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.