Болотное гнездо - [38]

– Ну, рассказывай, где ты и как? – улыбнувшись забытой улыбкой, проговорила Аня и глянула на часы.

– Торопишься? – забеспокоился Сергей.

– Какое это имеет значение. Это я по привычке. У нас в три часа лекции.

– Если не возражаешь, мы проводим. И на лекции посидим. Верно, Коля?

– «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», – дурашливо пропел Колька. – До вечернего концерта время есть. Мы к вашим услугам.

– Мне не надо делать одолжения, – ответила Аня. – Не люблю. Но вам, – она сделала паузу, – вам в виде исключения, разрешаю.

И они поехали обратно в город, в мединститут.

За Барабой Сергей, кивнув головой за окно, показал тот самый мостик, под которым кошевочники разделывались со своими жертвами.

В мединституте Аня попросила подождать их в коридоре, а сама ушла сдавать курсовую. И тут Сергей услышал рядом, из-за двери актового зала, песню. Они приоткрыли дверь и тихонько вошли в зал.

Со сцены женским голосом пел патлатый парень, весь в черном, тянул заунывно, как мулла призывает к вечерней молитве. Немного погодя они поняли: шел городской конкурс авторской песни. Были, правда, и вокально-инструментальные ансамбли. Но то ли на них действовала погода, то ли студенты порастратили силы на лекциях – конкурс шел вяло, на какой-то одной тоскливой ноте. Неожиданностью для Сергея было встретить здесь Дохлого. Тот ходил по залу, прицеливался объективом, иногда поднимался на сцену, цепкими глазами посматривал в зал. Казалось, все собрались здесь ради него. Заметив Сергея, он махнул рукой, подбежал.

– Тебя-то мне и нужно, – сказал он, торопливо сунув руку. – Нина Ивановна – историчка – тебя в школу приглашает. Просит перед девятиклашками выступить. Обрадовалась, все расспрашивала. А я для «Молодежки» материал отснял. Сейчас съезжу в лабораторию, проявлюсь и – к Женьке.

– Ты про него говорил? – проводив Дохлого взглядом, спросил Русяев.

– Про него, – сознался Сергей. – Когда-то он был нашим с Релки. Вместе росли.

После конкурса должна быть дискотека, и все терпеливо ждали. Дело шло к концу.

– Чего они все ноют? – бросив взгляд на сцену, нетерпеливо прошептал Колька. – Чего им не хватает? Ноют и злятся, а на кого – непонятно.

Уже в конце ведущий спросил, есть ли среди зрителей желающие выступить. Желающих не находилось. И тут Сергей увидел, как Колька отделился от стены и, упрямо согнув голову, двинулся к сцене – точно в атаку пошел.

– Можно мне? – громко спросил он. – Я, правда, не в форме, но ничего, попробую, если, конечно, не возражаете.

Ему протянули гитару, он тронул струны, попробовал настрой. Затем глянул в зал, отыскал Сергея, подмигнул.

– Бой гремел в окрестностях Кабула! – начал он. – На костре дымился крепкий чай…

Но уже после первых резких, как команда строиться, аккордов смолк.

Вспомним, товарищ, мы Афганистан,

Запах пожарищ, крики мусульман,

Как грохотал мой грозный эскаэс.

Вспомним, товарищ, вспомним, наконец!

Песню эту пели они с Колькой в госпитале и имели успех. Даже стали среди врачей и раненых популярными людьми. Песня эта была переделана в Афганистане, и первым ее исполнителем был Евгений Кирсанов.

Кольке хлопали, как никому, даже, пожалуй, громче, чем на концертах в госпитале. Просили еще. Он спел еще одну афганскую.

Требовали еще и еще. И тут в зал вошла Аня. Она махнула Сергею рукой, но, увидев на сцене Николая, удивленно замерла у двери.

– А теперь, если не возражаете, я спою песню моего тезки поэта Николая Тряпкина, – вдруг объявил Русяев. – Песня о зимнем очаге. Посвящаю ее моему другу Сергею Рябцову и его любимой девушке Ане.

Едва Колька упомянул их имена, Аня вздрогнула и, наливаясь краской, беспомощно оглянулась. Сергею показалось, что она сейчас выскочит из зала. Не вышла, осталась, видно, побоялась привлечь к себе внимание.

Раздуй лежанку, раздуй лежанку,

стели постель,

На старой крыше, срывая дранку,

дурит метель.

В лесную темень

Уносит ветер

Собачий вой.

А нам так славно

При ясном свете,

Ведь мы с тобой.

Колька был в ударе, и зал принял, признал его власть, полюбил. Права была мать, когда говорила: делая добро, богатым не станешь, но только оно способно пробудить душу, сделать ее лучше и отзывчивее.

– Старина, давай останемся на дискотеку, – сказал Колька, пробравшись к нему после своего сольного концерта. – Народ просит. Девушки уж больно хороши.

Сергей заметил прежний блеск в его глазах, ожил Колька. Не знал он одного: по всем отделениям милиции уже пошла на него ориентировка, был объявлен всесоюзный розыск.

– Давай так: ты оставайся, а мы погуляем, – поглядывая на Аню, предложил Сергей. – Не возражаешь?

Колька не возражал, и Сергей с Аней вышли.

Свернув от ветра в первую попавшую улицу, они наткнулись на кафе, зашли в него. Сергей попросил, чтоб им принесли мороженое и шампанское.

– Говорят, замуж выходишь? – сказал он. – Давай обмоем.

Разговор не клеился, и Сергей понял: хватит играть в прятки. Он боялся лишь одного, что в голосе его прозвучит обида. Хотел сказать небрежно, чтобы слова не высунулись, но не вышло, голос дрогнул. Она это почувствовала, в тон ему попыталась отшутиться:

– Ты же мне не сделал предложения.

– Как это можно было сделать? – спросил Сергей. – Может быть, в письме? Но я не знал даже твоего адреса.