Болотное гнездо - [36]

В райисполкоме Кольку не приняли. У председателя шло совещание, а в приемной, угрюмо, сторожа каждое движение, сидел народ, у которого было собственное, приобретенное долгим печальным опытом представление об очередности не только на квартиру, но и о праве зайти в красивую, с фамилией под стеклом, дверь. Все по очереди, которая, похоже, никогда не исчезала и не прерывалась. На другой день, отсидев полдня, Колька решил действовать через секретаршу. Та отфутболила его к заместителю.

– Хорошо, разберемся, – сдвинув бумаги в угол стола, сказал он. – Только очень-то не рассчитывайте. У нас очередь более двух тысяч. Вы давите на военкомат – это же их прямая обязанность.

Коню понятно, отделывался от него заместитель. Колька сгреб со стола бумаги и напролом ломанулся к председателю. Его чуть не разорвали, но он все же прорвался.

Председатель не понял, что за шум, строго глянул, пошевелил плоскими рыбьими губами, затем вызвал секретаршу и начал отчитывать.

– Так он не слушается, – запричитала та, – лезет напролом. Люди вон постарше, пенсионеры, неделями сидят и не возмущаются…

– А мы сейчас вызовем патруль, – не поднимая глаз, сказал председатель. – Порядок один для всех и нарушать его никому не положено, тем более людям в военной форме.

Затем взял у Кольки бумаги, но тот не стал ждать, когда он их прочтет, начал кричать, что квартира ему положена, что есть приказ министра обороны.

– Так вот пусть он вам и дает, – заметил председатель..

И тут Колька схватил стоящий на углу стола графин с водой, как за ручку гранаты. Председатель, по-поросячьи хрюкнув, отпрыгнул к окну, наступил ногой на штору и она сорвала карниз. Николай, вдруг обмякнув, начал валиться на пол.

Его увезли на «скорой», в больницу, хотя председатель кричал, что надо прямо в тюрьму. Сделали укол, он очухался и снова к председателю. Тот принял, заговорил вежливо. Минут десять посидели, и тут в кабинет санитары входят. Скрутили Кольке руки и в психушку.

Колька пытался сопротивляться.

– Вас, гады, надо здесь стрелять!

Ему – укольчик. Будто в подполье провалился. Очнулся, спрашивает, когда освободите? Врач, на черта такой похож, улыбнулся, говорит:

– Выйдешь отсюда, там сядешь. Выбирай, где лучше?

И Колька понял, что у председателя все повязано. И милиция, и врачи. Только начнет кричать, чтоб выпустили, ему – укол.

– Санитарка там работала одна. Сын у нее тоже служил, – покусывая губы, продолжал рассказывать Николай. – Помогла. Бежал я, Серега. А что оставалось? Из психушки они собирались меня в какой-то особый дурдом переправить. Оттуда не убежишь. Она одежду принесла, я – санитарку по шее, и через забор. Хорошо сестра денег на дорогу дала. А так бы пропал, документы-то там остались. Наверное, уже разыскивают. Ну, я думаю, у тебя на болоте не сразу-то отыщут. Доброе логово ты себе подыскал, партизанскую войну вести можно. Два часа блудил, пока нашел, чуть не утонул.

– Слушай, может, в газету написать? – предложил Сергей. – У меня друг журналист. Пусть вздернут. Что это за советская власть.

– Ты почто такой наивный? – горестно усмехнулся Николай. – Вон Федора Михайловича послушай, он мне так сказал: «Ворон ворону глаз не выклюет». У председателя своя власть – мафиозная.

«Все верно, – подумал Сергей, – да Гришка, пожалуй, испугается. Не та тема».

– Послушай, а что у тебя с барабинскими вышло? – поинтересовался Сергей.

– Ничего. Я тут с остановки иду, смотрю ребятишки лет пятнадцати бормотуху хлещут. Сопляки, им бы мамкино молоко, а они – вино. Ну, я решил провести разъяснительную работу. А тут вожачок объявился, черный такой. Смотрю, они его Ханом навеличивают. Не понравились ему мои слова. Говорит: «Топай, парень». Ну, слово за слово – и пошло. Я сам такой был. Кровь играет. Вот до поры до времени и развлекаются. Потом смотришь, срок схлопочут, и начинается другая биография. Надо бы заняться этими ребятишками. Они ведь слепые, ей-богу, слепые! Куда поведут, туда и пойдут. А им водочку суют такие, как мой председатель.

– Дался тебе этот председатель.

– Ненавижу, – прищурив глаза, сухо сказал Колька. – Они, если разобраться, почище «духов». Сидят и нами точно в шахматы играют, вместо фигурок – люди. Им нравится, когда вся Россия сидит у них в приемных и на коленях ползает. И вроде бы наш, вместе в одном БТРе едет, только в разные стороны. А кто смикитит и дернется, мол, не туда едем, на того смирительную рубашку. Раньше убивали, теперь ласково душат. Ей-богу, я бы сейчас без всякого вернулся в Афган. Там лучше было – честнее.

Сергей подумал, теперь для Кольки вся несправедливость, которая есть, будет иметь лицо председателя, и сколько ни убеждай, что есть честные люди, уже не поверит.

– Главное – они законы знают, – сказал он, – а мы даже в тех, что на нашей стороне, – ни бум-бум. А когда на них с графином – им только на руку. Прав Зарубин: это не Афган. Вспомни, ты хоть раз с генералом разговаривал? Нет? А тут попер сразу к генералу, гражданскому, правда, и графином его. Я тоже без тебя повоевал. Чуть дружка не подстрелил. Сорвался, нервы ни к черту. Он мне про законы хорошо все объяснил.