Болдинская осень - [11]

Шрифт
Интервал

– Ленка, не все. Кому ты про развод говорила? Наш начальник охраны выяснил, что все разговоры о вашем с Егором разводе пошли из твоего института, – Зимин решил докопаться до дна.

– Дядя Сережа, никому я про развод не говорила. Ой, вспомнила, дня три назад… Козлов повадился к нам с Раисой ходить каждый день и комплименты делать. У Раисы сын – помощник депутата, а у меня муж – его Сиятельство Георгий Викторович Романшин, можно сказать, Небожитель. Ну вот, он пришел и как пошел языком трепать: уж какие мы красивые, умные и т. д. и т. п. Меня зло взяло, столько времени на ерунду теряем. Я тогда немножко съязвила и вопрос на засыпку задала: «Максим Олегович, интересно, если бы мы с Романшиным разошлись, какие из моих достоинств пережили бы это событие?» Все, больше никогда и ничего про развод не говорила.

Наталья Алексеевна встала и пошла на кухню за пирогом. Сережка поднялся вслед за бабушкой. Как только он решил, что взрослые его не слышат, раздался театральный шепот: «Бабушка, а мама с папой не разведутся?» Это услышала Лиля и в свою очередь спросила у деда, что такое «разведутся».

– Лилечка, разведутся, ну, если бы мама и папа поссорились и стали бы жить отдельно.

– Какой Сережка все-таки глупый. Как мама с папой разведутся, если они оба живут здесь вместе с нами и никогда не ссорятся? – Лиля продолжила рисовать.

12


Всю дорогу домой Ксюша дулась на родителей, а как только переступила порог квартиры, заявила:

– Папа, это ты специально у деда лапшу мне на уши стал вешать, что насчет платья нужно еще что-то обдумать? Решил уговорить меня, что платье плохое? Я его все равно надену, можешь не сомневаться. Мне платье нравится, и бабушке с тетей Ниной, между прочим, тоже. Все девчонки будут в таких платьях, а я – в черной юбочке и белой блузочке? Может, еще белые гольфики надеть, как в детском саду?

– Белые гольфики не надо, и юбочку с кофточкой можно найти поинтересней. Просто в этом платье ты будешь как все. Сама же говоришь, что все девчонки будут в таких платьях. Все вы будете, как близнецы инкубаторские. Ты же где-то там в каком-то конкурсе собралась участвовать. Как же ты сможешь победить, если будешь как все?

– Ну и что ты предлагаешь?

– Ты сама думай. Я в школе как-то первое место занял, романс «Я усталый, старый клоун…» Вертинского исполнял. Сильно от других отличался.

– Вертинский – это отстой!

– Сама ты отстой. Помню, мы с мамой сначала музыку на магнитофон записали, я на фортепиано играл, а она на скрипке, а потом я уж под эту музыку репетировать сам романс начал. У мамы подруга в театре работала, мне там выдали фрак, рыжий парик и котелок. Я себе очень нравился. По молодости так было здорово петь:

Звенят, гудят джаз-банды,

Танцуют обезьяны

И бешено встречают Рождество,

А я, кривой и пьяный,

Заснул у фортепьяно

Под этот дикий гул и торжество.

Потом я незаметно доставал фигурку ангела из рукава, изображал, удивление, восторг, стыд. А в самом конце, после слов:

Я внимал жестокой речи.

Утирая фраком слезы,

Слезы боли и стыда.

А высоко в синем небе

Догорали Божьи свечи.

И печальный желтый Ангел

Тихо таял без следа…

– я снимал черные очки, а под глазом у меня была нарисована большая черная слеза. Аплодисменты стояли оглушительные.

– Папа, спой! – начала клянчить Ксюша.

Что не сделаешь ради любимой дочери?.. Андрей нашел старую запись музыки, надел черные очки, старую шляпу и… превратился в усталого, старого клоуна. Эмма каждый раз поражалась, как легко Андрей может перевоплощаться. Эмма несколько раз слышала этот романс в исполнении Вертинского, но оставалась равнодушной, а тут чуть слезу не прошибло. Заключительный аккорд играла только скрипка, не так, как в оригинале у Вертинского. Непонятно, как это получалось у свекрови, но в этих нескольких нотах был слышен крик души. Ксюшка пришла в восторг. Что-что, а с музыкальным вкусом у нее было все в порядке.

– Пап, а если мне тоже клоуном нарядиться. Как ты думаешь, у меня получится?

– Получится, если работать будешь. Мама тогда со мной много занималась.

– Пап, а что с платьем?

– Думаю, ты должна пародию изобразить на какую-нибудь из этих кривляк, которых все время по телевизору показывают. Платье как раз для этого подойдет. Не дуйся. Отстой твое платье, я это тебе как мужчина, не как отец говорю. В женщине загадка должна быть, а тут – сразу все наружу. Такое только козлам нравится. Все, иди уроки делай, а мне с твоей мамой поговорить нужно. Мы пойдем с ней пройдемся немножко.

Андрей, пока изображал клоуна, видел, что Эмма отошла после скандала у родителей и оживилась, а как только он сказал, что хочет с ней поговорить, напряглась и ушла в себя. Андрей вывел жену на улицу и предложил пойти пройтись чуть дальше на бульвар. Эмма послушно прошла несколько шагов, а потом резко остановилась.

– Андрей, если ты хочешь сказать, что решил со мной развестись, идти далеко не надо. Если ты так решил, я согласна. Только Ксюшка должна остаться со мной.

Андрей ждал чего угодно, только не этого.

– Эмма, ты в своем уме? Что ты удумала? С чего ты решила, что я хочу с тобой развестись?

– Я знаю, что у тебя есть другая женщина. Ты встречаешься с ней на даче. Алла Нилова несколько раз видала, как ты ехал на дачу в рабочее время. И вообще, ты теперь большой начальник, и я тебе не подхожу. Тебе нужен кто-то вроде Алки.


Еще от автора Елена Александровна Кралькина
Нам не дано предугадать

Георгий Романшин ехал на работу не в лучшем расположении духа. Две недели назад он был назначен исполняющим обязанности заместителя директора по науке большого НИИ. Надо бы радоваться, только-только исполнилось тридцать шесть лет, и такая должность… Надо бы радоваться, но радости нет. Есть сильная головная боль. Георгий хотел идти в науке дальше и дальше, но бессменный научный руководитель решил по-другому. По его мнению, Георгию настало время набраться житейского опыта и, пока молодой, так сказать, поработать в поле.


Немчиновы. Часть 2. Беспокойное лето. Послесловие

Весь Сосновск потрясен захватом Вали в заложницы и арестом Недельского. Вале бы немножко прийти в себя, но, как можно отдохнуть, когда впереди свадьба, беременность и поиск сокровищ, которые спрятал в своем имении старый граф.


Немчиновы. Часть 3. Беспокойная зима

Никогда в жизни Николай Иванов не праздновал труса. С детства приучал себя не бояться темноты. Ни разу в жизни не свернул с дороги, если навстречу шли крутые пацаны, ни разу в жизни не побоялся оказаться лицом к лицу с преступником. А сейчас спекся. Впору валерьянку пить. Из заключения вышел Недельский…


Немчиновы. Часть 1: Беспокойное лето

В Париже погибает Серж Немчинов – потомок русских эмигрантов первой волны. Его родной брат – архитектор Вадим, восстанавливающий родовое имение в Сосновске, считает, что смерть брата неслучайна. Вадим считает, что корни трагедии уходят в прошлое…


Немчиновы. Часть 4. Я смогу!

Виталий Петрович живет в России уже почти двадцать лет. Он счастлив с близкими, но жизнь есть жизнь, потери не обошли Немчиновых стороной. Зимой в Париже скоропостижно умер лучший друг Виталий Петровича – Огюст. Вечером Виталий Петрович поговорили с ним по скайпу, а утром говорить было уже не с кем. Не проходит дня, часа, чтобы старший Немчинов не ощутил пустоту на том месте, где всегда был Огюст. До недавнего времени Виталию Петровичу казалось, что он готов к своему уходу. Внезапная смерть друга заставила Виталия Петровича еще раз задуматься, закончил ли он все свои земные дела, задуматься, что еще он может сделать для своих близких.


Рекомендуем почитать
Комбинат

Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.


Мушка. Три коротких нелинейных романа о любви

Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.


Москва–Таллинн. Беспошлинно

Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.


Из Декабря в Антарктику

На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.