Боль - [3]

Проще говоря, Вадим знал Борю давно, а Митю знал всю Митину жизнь. И всё это время Вадиму казалось, что Боря воспитывает сына неправильно. Вадим видел то припадки заботы и любви с потаканием всему, чему можно и нельзя потакать… То эти припадки нежности сменялись строгостью и контролем. Вадим даже удивлялся, что в периоды строгости Боря в своих сумасшедших буднях находил время заниматься с сыном школьными уроками и решать с ним задачи по алгебре. Он то не отпускал от себя Митю и таскал его и на охоту, и на скучные для мальчишки курорты, то будто забывал о нём и отправлял одного на целое лето в какую-нибудь заграничную летнюю школу для изучения иностранных языков. Когда Мите исполнилось четырнадцать лет от роду, а Боря уже был одним из самых богатых людей в городе, он взял да и отослал сына на целый год в частную школу в Швейцарии.

Зачем Боря это сделал, Вадим не очень понял. Боря же говорил, что там сыну безопасно, рассуждал о чистом швейцарском воздухе, о чудесах тамошнего образования, о том, что хочет, чтобы сын пошёл дальше отца и стал настоящим европейцем.

Митя к своим четырнадцати был уже здорово издёрган и отцовскими перепадами в отношении к нему, и материнскими демаршами, и постоянной грызнёй или холодной войной, царившей в доме между родителями. Митя рос умным, чувствительным и довольно нервным парнем. Он часто проявлял если не характер, то упрямство, пытаясь противостоять и продемонстрировать упрямство даже отцу. Это всегда заканчивалось плохо. Боре нельзя было такое демонстрировать и тем более противостоять.

Митя сложный получился парень к своим четырнадцати. Но Вадим любил его. Митя тянулся к музыке сызмальства. Он хотел играть на чём-нибудь. Вадим убедил отдать его в музыкальную школу. Митя учился сначала с удовольствием, потом, когда стало труднее, уже не с таким удовольствием. Боря не был в восторге от музыкальных занятий сына и в конце концов отдал Митю на плавание. Так что музыка закончилась для Мити раз и навсегда по воле отца, а спорт не пошёл. И к четырнадцати годам всякие внятные увлечения для Мити исчезли.

Когда Митя бывал в гостях у Вадима, а такое случалось, он просил дать ему поиграть на бас-гитаре или на чём-нибудь другом. У Вадима тогда дома были разные инструменты. Митя хотел и гитару, и барабаны. Но Боря не покупал ему этих символов рок-н-ролла, а Вадиму жёстко запретил дарить сыну что-то подобное.

Митя был всегда нежен с дочерями Вадима, которые были сильно его младше. Вадим часто спорил с Борей по поводу Мити, ругался, но никак не мог хотя бы достучаться до Бориного отцовского понимания. Вадиму всегда казалось, что у него этого понимания больше и его понимание лучше, чем у Бори. Вадим был уверен, что своих двух дочерей он, хоть и не очень внимательно, но воспитывает хорошо, и если бы у него была возможность воспитывать сына, то у него и это бы получилось.

Из швейцарской школы Митя вернулся очень изменившимся. Он сильно вытянулся и стал угловатым. Из мальчика и ребёнка он превратился в юношу. Юношу весьма отстранённого. Боря сильно возмущался этому отстранению. Ещё он возмущался тем, что заплатил большие деньги, а сын за год научился только бегло говорить на плохом немецком языке, но читать на нём хоть сколько-нибудь серьёзные тексты не научился. При этом Митя не то чтобы разучился, а как-то расхотел писать, читать и глубоко думать на родном языке.

Боря решил сына обратно не отправлять, а, наоборот, вернуть его к уму и разуму на родной земле. Митя же за год привык к другой жизни и другому миру. Он совсем не хотел домашней нервотрёпки. Он явно отвык от разговоров на повышенных тонах и тем более от крика. Отвык от строгостей, да и от роскоши отвык. Он хотел обратно, но его не пустили.

Вадим знал от Бори, что Мите трудно далось возвращение в прежнюю школу в родном городе. Отправляя сына учиться в Швейцарию, Боря хвалил зарубежное образование, точно так же год спустя он его ругал. Возмущался, что там от детей ничего не требуют, домашних заданий не задают, а только развлекают детей да цацкаются с ними.

Спустя же несколько лет, когда Мите исполнилось восемнадцать, Боря взял и отправил единственного сына снова за границу, в Лондон, в университет. Хотел этого Митя, который прижился на Родине и очень неплохо кончил школу, или не хотел, было неясно, а Боре, видимо, не очень важно.

Однако Боря любил Митю. Сильно. Своих чувств он старался прилюдно не показывать, но Вадим знал эту любовь. Она проявлялась во многих ситуациях. А ещё Вадим не раз видел, как Боря смотрит на сына. Только Боря, очевидно, не знал, что с этой любовью делать.

Последний год Боря часто летал в Лондон проверить своего студента. Сначала он воодушевлённо рассказывал про старинное, сугубо английское здание университета, про университетский дворик, коридоры, аудитории, библиотеку и про порядки, царящие в этом классическом учебном заведении.

Он говорил про Митин университет с восторгом.

Но постепенно Боря стал меньше и меньше рассказывать об учёбе сына, потом говорил на эту тему только когда спрашивали, а вскоре перестал даже отвечать на вопросы про Лондон и университет. Стало видно, что тема Митиного студенчества Борю огорчает и раздражает.