Бои на Карельском перешейке - [8]
Трибуной служила автомашина. Начался митинг.
Первым говорил знатный танкист Федор Дудко.
— Нашему терпению пришел конец. Ждем от правительства боевого приказа, чтобы раз и навсегда обуздать зарвавшихся поджигателей войны!..
Младший командир Луппов пошел к трибуне. Не дойдя до нее, он в нетерпении крикнул:
— Чего много говорить? Пошлите наш экипаж первым в бой…
По-прежнему день за днем глядели пограничники через реку.
Маскируясь, возились в земле белофинны. Напряжение все возрастало.
Бойцы и командиры целыми днями ощупывали и осматривали каждую деталь своих танков, протирали и смазывали пушки и пулеметы.
День 29 ноября, с утра туманный, начался обычно. Продолжали боевую учебу, а к вечеру мылись, чистились, брились.
Наступали сумерки. Снег падал большими хлопьями на деревья, на танки…
В штабе бригады шло совещание. Командиры и политработники частей, выслушав приказ Военного Совета Ленинградского военного округа, по телефону приказали собрать коммунистов и комсомольцев, а через полчаса — весь личный состав. И вот по лесу понеслось:
— Коммунисты и комсомольцы, на собрание!
Собрались быстро, все как один. Землянка полна. Растет нетерпение.
Дверь распахнулась. В землянку вошли командир батальона капитан Ушаков, комиссар — старший политрук Бекасов и представитель политотдела. Стало тихо. Керосиновая лампа еле мерцала в темноте, освещая тусклым светом потемневшие от ветра лица.
Все внимательно слушают: перейти границу, разгромить финские войска, раз и навсегда обеспечить безопасность города Ленина — колыбели пролетарской революции, безопасность северо-западных границ нашей Родины.
— За нашу любимую Родину! — крикнул комсомолец Самойлов. — За великого Сталина! За главу советского правительства Вячеслава Михайловича Молотова! Ура!
Ура прокатилось из землянки по лесу. Все встали и запели «Интернационал». Бойцы, собравшиеся группами у землянок, еще не зная в чем дело, подхватили пролетарский гимн.
Принята короткая резолюция. Вскакивает с места комсомолец Васин. Говорит воодушевленно:
— За любимую Родину, за великого Сталина буду громить врага, не пожалею своей молодой жизни. Пошлите нашу машину первой в бой!..
— Становись! — раздалось в ротах.
В темноте батальон быстро собрался на митинг. Валил густой снег. Начало подмораживать. Тусклый свет фонаря едва освещал лица ораторов. Гремело красноармейское «ура»…
Ожидали приказа о выступлении в бой.
В 23 часа у комиссара батальона тов. Бекасова появилась в блокноте запись:
«Настроение личного состава боевое. Все рвутся в бой. 82 человека подали заявление о приеме в партию».
Приказано всем спать. Накопить силы для боя. Улеглись, но разве можно уснуть в такую великую ночь!
Кажется, все уже спят, но вот мы входим в землянку, и сразу все открывают глаза.
— Товарищ командир, встаем? Выступать?
— Да спите же, товарищи, спите спокойно, пользуйтесь отдыхом.
Снова все закрывают глаза, будто спят, и только кто-то, не выдержав, глубоко вздыхает и говорит недовольным тоном:
— Чего тянуть, и так уж выспались.
Кажется, все уже спят, но вот окрик часового и еще, еще…
Караульные окликают водителей. Водители один за другим идут к танкам.
— Зачем вы пришли сюда?
— Как зачем? Машину посмотреть.
Людей нельзя удержать в землянках. Мороз становился крепче. Всем хотелось убедиться, не застыло ли масло. Почуяв мороз, потянулись из землянок и водители колесных машин.
— Я снаряды подвожу и патроны. Мне надо все проверить, — говорит Михайлов.
— А у меня горючее, бензин в цистерне, — говорит Алексеев, — Замерзнет радиатор, что я буду делать?
Всю ночь кипела работа. Командиры не спали. Они внимательно изучали исходные позиции, боевой курс, переправу. Уточняли боевую задачу.
И всю ночь работала разведка.
Бойцы поднялись по тревоге. Зашумели моторы, люди еще и еще раз проверяли себя и свое оружие, каждый мысленно прикидывал, как будет форсировать реку, преодолевать рвы, надолбы, уничтожать вражеские противотанковые орудия и пулеметы.
Мимо танков проходили части, подтягивались резервы, шел второй эшелон.
Связисты непрерывно проверяли линию. Ночью прошла тяжелая артиллерия — туда, к самой границе. У реки в лесу, широко по фронту, рассыпалась пехота.
Танкисты ожидали сигнала. Забрезжил рассвет. Было без пяти минут восемь. Все стихло вокруг…
Без одной минуты восемь. Бледнеет восток. Ни звука. И вдруг разом в тысячах мест блеснули зарницы гаубиц, заревели тяжелые дальнобойные орудия. Непрерывно свистели и разрывались снаряды. Глухо били крепостные орудия. Это вступил в бой Кронштадт и его форты.
Небосклон стал краснеть, потом вспыхнуло яркое пламя. Горел финский кордон. Белофинны стали отвечать из пулеметов. Запели пули. Артиллерия белофиннов, едва успев сделать три выстрела, была раздавлена ураганом металла.
Стихла канонада. Двинулась вперед пехота. Зашумел, закачался лес. Это стальная лавина танков, преодолев реку, устремилась на врага. На башнях было написано: «За Родину, за Сталина!»
В казарме было весело и шумно. Время подходило к ужину. После ужина — кино.
— Товарищ отделенный командир, вас вызывают в штаб, — сообщил мне дневальный.
