Бои на Карельском перешейке - [74]
Принимаю решение: рота пусть отходит, а я останусь, чтобы усиленным огнем батареи снова подавить противника, а потом перенести огонь частично на фланги и не допустить обхода. Рота пошла. Остаюсь вдвоем с телефонистом. Быстро подготавливаю новые данные и приказываю отходить телефонисту. Он должен остановиться на определенном рубеже, передать на батарею новые установки и ожидать меня.
И вот я остался один. Впереди, в каких-нибудь 150 метрах, — противник. Но я не чувствую одиночества и заброшенности. Сознание, что у нас установлено точное взаимодействие с пехотой, вселяет уверенность в победе. Своим огнем я прикрываю отход разведывательной роты. А она, отходя, в свою очередь прикрывает меня пулеметным огнем. Согласованно действуя, мы создали огневой коридор, заставили противника замолчать, не позволили ему даже головы поднять.
Вслед за телефонистом вскоре ушел и я, чтобы задержаться на следующем рубеже. Так, от рубежа к рубежу и прошел весь путь отхода. На исходные позиции мы возвратились, выполнив задание командования. Укрепления противника разведаны и «раздеты»; рота вернулась из сложной разведки боем без единой потери. И всем нам, командирам и бойцам, было ясно, что успеху способствовало прежде всего умелое взаимодействие между пехотой и артиллерией.
В штабе танковой бригады я был назначен командиром 3-й роты. Ее личный состав имел крайне смутное представление о методах борьбы в укрепленных районах. Вообще экипажи не обладали еще должной выучкой, что объяснялось главным образом молодостью командного состава. Предстояло в короткий срок сколотить экипажи, научить их действиям против укрепленного района, да и самому получше «подковаться».
Наметив программу занятий, я приступил к делу. Провел командирскую разведку переднего края укрепленного района, отработал упражнение по курсу огневой подготовки. Много времени было уделено вопросам взаимодействия с подразделениями стрелкового; полка, которым командовал майор Рослый.
Командиры машин и водители ходили в разведку, изучали подходы к дотам, характер противотанковых препятствий. Взаимодействие на наших занятиях осуществлялось полностью. Вместе с пехотинцами, артиллеристами и саперами рота училась в тех условиях, в которых ей предстояло вести бой.
Танкисты стали часто бывать у пехотинцев. Вместе обсуждали, как на данной местности действовать, чем танкист может помочь пехотинцу, и наоборот.
Особое внимание было обращено на готовность пулеметов к стрельбе в условиях больших морозов. Мы вымыли оружие бензином, насухо вытерли, и оно работало безотказно.
10 февраля, в 9 часов утра, я был вызван в клуб стрелкового полка. Это была просторная, хорошо освещенная землянка, где можно было свободно развернуть карту.
Командир полка отдал приказ о прорыве укрепленного района на высоте 65,5. Батальону капитана Сороки, согласно приказу, предстояло наносить удар в лоб. Моя рота придавалась этому батальону, получившему, кроме того, роту легких танков.
При уточнении вопросов взаимодействия я предложил бойцам и командирам стрелкового батальона засучить правый рукав белого халата: это необходимо было для того, чтобы танкисты могли отличать свою пехоту от вражеской. Помимо этого, я посоветовал обозначать синими флажками стрелковые подразделения, находящиеся ближе других к противнику. Флажок означал, что впереди уже нет нашей пехоты, можно открывать огонь.
Оба предложения были приняты.
С командиром батальона сразу же установился тесный контакт. Вместе обсудили все детали взаимодействия. Согласно боевому приказу, порядок наступления и прорыва был таков: впереди идут тяжелые танки моей роты, за ними — легкие танки совместно с пехотой.
Отдал роте устный приказ. Лично проверил, доведена ли задача до бойца. Все знали ее досконально.
После ужина легли спать, чтобы хорошо отдохнуть перед боем. Перед тем, как самому пойти на отдых, я заглянул в землянку 3-го взвода. Командир его лейтенант Комлев доложил:
— Товарищ старший лейтенант, разрешите взводу пару песен спеть. Что бы вы хотели послушать?
— «Махорочку», — ответил я.
Эта песня мне всегда нравилась. Спели «Махорочку», и я приказал немедленно ложиться спать. Дважды проверив часовых, улегся и сам.
Проснулся в 5 часов утра. За час, оставшийся до подъема, многое передумал: о том, что вот настал день, когда я буду командовать ротой в бою, о долге своем перед Родиной, о людях, которых поведу на штурм.
Дежурный объявил подъем. Зазвенели котелки, начался завтрак. После завтрака я подал команду: «Заводи!» Загудели моторы. Командиры взводов доложили о готовности машин к бою.
В 8 часов прибыли на исходную позицию. В 9 часов 40 минут началась артиллерийская подготовка. Под гул ее приказал проверить бой пулеметов. Они работали отлично.
В 11 часов 20 минут поступил приказ — в атаку. Вывел на дорогу ротную колонну, и на второй скорости машины двинулись к высоте 65,5. До нее было 5 километров. В пути, возле высоты 54,4, я посмотрел на часы. В моем распоряжении имелось еще 15 минут, а до переднего края оставалось метров девятьсот, не больше. Остановил машину, подтянул роту, выслушал доклады командиров взводов. Все было в порядке. Открыл люк башни, в танк ворвался гул канонады. Это наша артиллерия продолжала вести огонь. Быстро ехать нельзя было, чтобы не попасть под снаряды своей артиллерии. Решил чуть выждать.
