Бои на Карельском перешейке - [72]

Пехотная разведка установила комбинированную и сильно организованную оборону финнов, имевшую в своем распоряжении несколько дзотов, больших траншей и два дота. Когда были готовы исходные данные для стрельбы, мы стали ждать приказа о начале артиллерийской подготовки. Прибыл, наконец, приказ: 14 декабря, в 9 часов, огонь должен быть открыт. Рано утром, прежде чем уйти на наблюдательный пункт, я обошел свою батарею. Осмотр доставил мне много радостных минут. Радовали прежде всего люди, их нетерпение, волнующее ожидание. Ведь качество артиллерийской подготовки определяет успех действий пехоты. Как же не волноваться! Довольный настроением людей, удовлетворившись осмотром, который выявил полную готовность батареи вести огонь, я ушел на наблюдательный пункт.

Придя к себе, взглянул на часы. До 9 часов оставалось несколько минут. Навел бинокль туда, на притаившегося врага, укрытого в заснеженных укреплениях. В предрассветной мгле примененные ориентиры были трудно различимы. Но постепенно глаза привыкали, и цель начинала прощупываться отчетливо. Прошло уже несколько минут. Тишина, стоявшая вокруг, действовала утомляюще. Вызвал по телефону батарею. Слышимость хорошая. Далекий голос в этой тишине как-то по-особенному обрадовал.

Перекинулся шуткой с телефонистом. А время, как назло, идет удивительно медленно.

Вдруг в этом снежном безмолвии раздался легкий, чуть уловимый звук выстрела, и в воздух взвилась стремительная, долгожданная красная ракета — «Начало огня!»

И сразу же заговорили все орудия нашего полка.

Артиллерийская подготовка продолжалась 30 минут. Наблюдение устанавливало, что снаряды падали точно. Видно было, как взлетали на воздух вражеские укрепления. Противник был точно распознан.

Артиллерия наша умолкла. Молчал и противник. На поле боя нахлынула тишина. Но это была особая тишина, длящаяся обычно всего лишь несколько мгновений. Сознание и опыт подсказывали, что именно сейчас воздух наполнится звуками движения наступающей пехоты. Я принял к стеклам стереотрубы и стал всматриваться в снежное поле: там уже должна была двигаться стремительная, неудержимая лава наших бойцов. Но снежные просторы были безмолвны.

Отчего же нет людей на исходном рубеже? Где залегавшие в том направлении роты? Приказ ясно говорил: после артиллерийской подготовки — атака. Уже во время стрельбы наших батарей роты должны были накапливаться на исходном рубеже и сразу же после прекращения огня артиллерии броситься на противника. Именно сразу же, тотчас же, чтобы не дать врагу опомниться. не дать ему возможности оправиться после артиллерийского обстрела. Так почему же медлит пехота?

Вот уже прошло двадцать, двадцать пять, сорок минут. Недоумение переросло в тревогу: пехота начнет наступление с опозданием и поставит под угрозу все дело.

Так оно и вышло. В период артиллерийской подготовки противник увел свои силы из траншей и окопов, а после прекращения огня, не видя атакующей пехоты, он вновь быстро занял оставленные было позиции. Таким образом, пропустив время атаки, пренебрежительно отнесясь к принципу взаимодействия, пехота допустила крупную ошибку. Перегруппировавшийся противник встретил ее выход сильным ружейно-пулеметным огнем.

Это послужило для нас серьезным уроком. Вся моя дальнейшая боевая работа с этого момента во многом определялась организацией совместных действий со стрелковой ротой, которую поддерживала моя батарея. Было ясно, что взаимодействие — это такая сила, которая сама не возникает, которую надо создавать.

* * *

Получив приказ поддерживать стрелковую роту, я прежде всего поставил вопрос об отработке взаимодействия. Слаженная боевая работа обоих родов войск — это уже конкретная реализация плана взаимодействия. Ей должна предшествовать предварительная подготовка. Нужно добиться четкой, бесперебойной связи с пехотой, позволяющей моментально удовлетворять любой запрос и требование командования роты или батальона, а прежде всего — приучить бойцов ходить на коротких дистанциях за огнем нашей артиллерии.

Вместе с командиром роты я специально собирал пехотных младших командиров, а если позволяли условия, и красноармейцев, рассказывал им о действиях артиллерии, объяснял, как надо держать себя во время артиллерийской подготовки, говорил, насколько можно приближаться к разрывам своих снарядов, стараясь рассеять опасения бойцов.

Но этим я не ограничился. Я выносил свой наблюдательный пункт непосредственно к месту, где залегала пехота. Присутствие среди пехоты артиллерийского командира во время ведения огня укрепляет дух бойцов, вселяет в них бодрость, внушает веру в свою артиллерию. Это повышает также и ответственность артиллерийских командиров. Чувствуешь, как в таких условиях меткость огня является силой, помогающей организовать людей в бою.

11 февраля моей батарее предстояло поддерживать наступающую роту. Местность была лесистая, пересеченная. Цели просматривались плохо. Пришлось перенести наблюдательный пункт вперед и расположиться в 200 метрах от переднего края противника. Вместе со мной залегла и пехота. С этой дистанции укрепления были видны отчетливо. Предстояло подавить один дот и еще несколько огневых точек, не дававших нашей пехоте возможности вести наступление.