Богословские досуги - [16]

Александра Семенова Вынужденные диалоги [17]

Предыстория: на необитаемом острове в ожидании спасения оказываются Богослов, Ученый и Профан. Так как природа позаботилась об их крове и пище, то в свободное время герои позволяют себе порассуждать, так как иных развлечений немного.

Профан: Скучновато! Хоть бы с нами оказался Малахия Андреев…

Ученый: Сомневаюсь, что он просто так, без гонорара, стал бы Вас веселить.

Профан (удивленно): Да?! (подумав) Очень может быть… А жаль… Я привык после трудового дня отдохнуть на фоне телевизора.

Богослов: У вас есть уникальный шанс отдохнуть на фоне этого великолепного пейзажа. Нечасто, думаю, вам приходилось днями ничего не делать и наслаждаться свободой от суеты и будничных забот.

Профан: Знаете ли я – профи! (Ученый и Богослов переглянулись.) Я зарабатываю, чтобы потом интересно отдохнуть, а здесь вынужден тупо смотреть на этот океан и ждать спасения.

Ученый: Зачем же ждать спасения, можно самим выбраться отсюда, надо только подумать как. Вы не согласны, господин Богослов?

Богослов: Спасение – это духовный путь человека от его рождения и до скончания дней. Его нельзя ждать, к нему можно только стремиться, постоянными усилиями приобретая хотя бы малый шанс на него.

Ученый: Тогда мы никогда не выберемся с этого острова, а надежда на то, что нас спасут, очень мала, судя по высоте солнца, мы находимся далеко в стороне от путей сообщения. А в огромном океане этот островок может быть не замечен никем. Так что наше спасение зависит только от нас. Или в стремлении к спасению души Вы готовы пожертвовать своим телом?

Богослов: Зачем же делать столь категоричные выводы?! Наше спасение с этого острова – лишь малый эпизод нашей жизни, в которой человек чаще всего не помнит самого себя. И может быть, этот остров – это подарок свыше, чтобы мы постигли всю красоту и благолепие жизни.

Профан: Благо чего? Лепки?

(Ученый расхохотался)

Богослов (вздохнув, терпеливо пояснил): Благолепие жизни. Благолепие – это величественная красота.

Профан: Как-то мудрено вы изъясняетесь. У меня вообще впечатление, что мы, простые люди, вас вовсе не интересуем. Живете в своем замкнутом мире какими-то своими отжившими представлениями.

Ученый: Наследие Средневековья… Странно, что в XXI веке оно преследует нас и даже претендует на авторитетность и значимость. Возможности современной науки восхищают любой просвещенный ум. Еще немного, и биотехнологии подарят человеку вечную жизнь на земле, зачем же нам тогда Бог, а тем более дьявол.

Бог ослов: Но ведь современная наука как смертельно опасная игрушка!

Ученый (снисходительно улыбаясь): Вы не правы, коллега по несчастью. Это суеверие и страхи, порожденные невежеством.

Бог ослов (с жаром): Конечно, для вас – это суеверие! Но что мы видим?! Век инженерных технологий сменился информационным, а теперь на пороге биотехнологии: да здравствует СТЯЖАТЕЛЬСТВО вечной жизни на земле! Зачем вам Бог, а тем более дьявол…

Ученый: Нам действительно ни Бог, ни дьявол не помогут. Можно согласиться с гипотезой, что Бог создал этот мир, неважный, надо сказать, с болезнями и катастрофами и тому подобным, но преобразить мир и сделать совершенным должны мы. Это прекрасная цель для человечества, стремящегося к прогрессу.

Профан: (раздраженно): Этот ваш прогресс у меня в печенках: только разоришься и освоишься с какой-нибудь штуковиной, как тут же предлагают что-нибудь новое, усовершенствованное: сам черт ногу сломит.

Богослов (поморщившись): Ученые, к сожалению, никогда не задумывались, что все их блестящие открытия ничего не меняют в сущности: люди все так же потребляют ноу-хау и даже не знают, как много интеллекта и труда в них заложено. Для большинства это все та же дубина или палка-копалка, которой они раньше осваивали мир, а теперь решают свои бытовые проблемы. Их современные дома по существу ничем не отличаются от первобытных пещер: там находится семья, там есть очаг, еда, одежда. Там можно укрыться от непогоды и неприятеля. Что же меняется по существу?! Ничего, к сожалению. Даже способы войны стали изощреннее и чудовищнее в своем цинизме. Наши первобытные предки были намного гуманнее, он и не мечтали уничтожить полмира, а то и весь мир, как об этом красочно повествуют блокбастеры.

Ученый: Вы предлагаете вернуться в пещеры?

Богослов: В катакомбах укрывались первые христиане от преследования римской властью. В антиутопиях люди прячутся от тотального комфорта и назойливости цивилизации. Важно не где человек живет, а как. Жизнь первых христиан была наполнена светом веры. Их духовное подвижничество, описанное в житиях, восхищает.

Профан: По мне так скучища и тот же ужастик!

Богослов: Вы читали жития?

Профан: Нет, ну что вы! Это я по фильмам о том времени: красочно, конечно, но как-то неразумно.

Ученый: Господин Богослов, нельзя не считаться с тем, что мы существуем в условиях массовой культуры, которая неотделима от постмодернизма с его отказом от иерархичности, от авторитета, от примата моральности. «Ризомный» менталитет находит место всему: от блага до злодеяния, он весьма толерантен и к святым, и к злодеям. Главное – проблема локализации: святому – монастырь, злодею – пожизненное заключение, а добропорядочному ГРАЖДАНИНУ – равенство возможностей на ниве потребления всего, именно ВСЕГО. Все продается и все покупается – закон рынка. Каждый находит свою нишу и обустраивает ее по мере сил и возможностей.