Богоматерь убийц - [14]
В те дни, когда мы часто открывали огонь, Алексис стал приставать, чтобы я купил ему мини-узи. «Ни за что, даже не думай. Мини-узи — никогда. Это слишком заметно, нас будут запоминать». Для меня это примерно как внезапная эрекция в автобусе. Вы представляете себе человека, который ходит с укороченным автоматом в штанах? На что это похоже? Нет, я никогда не куплю ему автомат. Алексис настаивал: в полиции мне его продадут, я выгляжу честным человеком. «Хорошо, я честный человек, но что я скажу?» Что мне необходим автомат для защиты от телевизора, посягающего на чистоту родной речи? Нет. Хотя я с радостью выполняю любую просьбу Алексиса, — нет. Окончательно. Теперь, много лет спустя, я мысленно смеюсь над этими наречиями, очень длинными и совершенно пустыми. Видимость слов. Если бы Алексис настаивал чуть-чуть дольше, я знаю себя — я пошел бы к самому главнокомандующему и купил бы мини-узи. Последний из череды великих колумбийских знатоков грамматики не может ходить ни с чем другим, кроме как с мини-узи, обеспечивая тем самым свою личную безопасность. Не так ли, господин генерал? Будет ли у меня время его выхватить — это другой вопрос. Здесь, на западе…
Мотоцикла я ему тоже не купил. Вообразите меня, почтенного, в летах, на заднем сиценье вонючего мотоцикла, крепко обнимающего молодого парня. Тошнотворное зрелище. Нет, пусть даже не мечтает. «Выключите радио, сеньор таксист, я не расположен долго разговаривать». Чудодейственное средство. Таксист выключает радио. В моих словах слышалось нечто непреклонное, голос Танатоса, их покидала всякая охота спорить со мной. Выключите, иначе выключат вас. Как это прекрасно — ехать в тишине посреди всеобщего гама! Слабый шум снаружи пробирался через окно машины, выходил в другое окно, очищенный от личной ненависти, как бы профильтрованный царящей внутри тишиной.
Чем же мы займемся теперь — без мини-узи и без мотоцикла? «Попробуй почитать “Каникулы длиной в два года”, мой мальчик». Ему, учиться читать? Нет, у него не хватит терпения. Он хотел, чтобы все случалось мгновенно, как пуля летит по стволу. К счастью, был вторник, день паломничества в Сабанету: когда мы приехали, на площади вовсю воевали две банды, друг друга на дух не переносившие. Эти две компании наудачу обменивались выстрелами. Борьба за территорию, как раньше говорили биологи, а теперь еще и социологи. За территорию? Две банды с северо-востока затеяли драку в Сабанете, которая расположена к югу от города. Сабанета пользуется преимуществом экстерриториальности, друзья мои, не переносите сюда свои местные ссоры. Сабанета — море, где свободно плавают акулы любых видов. Докатились! Или вы считаете, что Мария Ауксилиадора — ваша частная собственность? Мария Ауксилиадора принадлежит всем, а парк — никому. Пусть ни один не думает, что парк — его, раз он помочился здесь первым. В нашем парке мочиться запрещено.
То, что я говорю вам сейчас, должны бы сказать законные власти — но власть у нас занята лишь воровством, расхищением государственной собственности… Да, я в Сабанете, священном городе моего детства, среди крика и неразберихи, среди бесстыдного бардака, устроенного этими скотами. Мое возмущение вырвалось наружу, и вот — приступ праведного гнева. «Ууууу! Ууууу!» — завывала скорая помощь, на которой было написано «Скорая помощь» вверх ногами, так что прочесть надпись можно было лишь встав на руки. Машина круто затормозила, выскочили люди с носилками — подбирать трупы. Два, три, четыре… Что это за резня? Война в Боснии-Герцеговине? Вот еще один пример гиперболизации, которой мы обязаны нашим «общественным комментаторам». Резня между четверыми? Полная языковая инфляция. О, резня былых времен! Консерваторы тогда обезглавливали сотню либералов, и наоборот. Сто обезглавленных тел, к тому же все разутые: тогдашние селяне не носили обуви. Вот это называется резня. Вы, ребятки, ничего не видели в жизни, оттого вас это ужасает. Резня!
Тридцать три миллиона колумбийцев не поместятся ни в каком аду, даже в самом обширном. По одной причине: между ними должно сохраняться приличное расстояние, чтобы они друг друга не перестреляли. Метров так с пятьсот: можно различить человеческий силуэт. Посмотрите, какое скопление народу! Полтора миллиона в медельинских коммунах: они карабкаются по склонам холмов с ловкостью коз и размножаются со скоростью крыс. Затем они ползут к центру города, к Сабанете, к тому, что пока еще осталось от моего детства, сметая все на своем пути. «Даже собачьей конуры не оставят», как говорила моя бабка, правда, не о жителях коммун, а о своих тридцати внуках. Моя бабка не дожила до коммун и упокоилась с миром.
Мы вошли в храм, миновали Христа поверженного и оказались перед алтарем левого придела — алтарем Марии Ауксилиадоры, улыбчивой Девы с младенцем, плывущей по морю цветочных букетов, осыпанной звездами. Церковь была полна молодежи и стариков и — отметим особо — стриженных по-панковски подростков, которые творили молитву, исповедовались. Наемники. О чем они просят? В чем признаются? Сколько бы я выложил, чтобы узнать в точности сказанное ими! Вырвавшись из исповедален, словно ошалелый луч, эти слова донесли бы до меня великую правду, вплоть до мельчайших подробностей. «Я, должно быть, очень плохой человек, святой отец, я убил в первый раз, когда мне было пятнадцать». Может быть, так? Толпа юнцов в сабанетской церкви повергла меня в изумление. Но почему? Я тоже был там, мы искали того же: мира, тишины, полумрака. Наши глаза устали видеть, уши — слышать, сердце — ненавидеть. «Пресвятая Матерь, Мария Ауксилиадора, добрая и милосердная, я простираюсь перед тобой, раскаиваясь в своих прегрешениях. Я надеюсь только на тебя, снизойди к моей мольбе: когда придет мой смертный час, приди мне на помощь, чтобы я пал смертью праведника. Отгони от меня духов преисподней с их предательским свистом, освободи меня от вечного проклятия, потому что я изведал ад здесь, — и с избытком, благодаря своим ближним. Аминь».
Дебютный роман Влада Ридоша посвящен будням и праздникам рабочих современной России. Автор внимательно, с любовью вглядывается в их бытовое и профессиональное поведение, демонстрирует глубокое знание их смеховой и разговорной культуры, с болью задумывается о перспективах рабочего движения в нашей стране. Книга содержит нецензурную брань.
Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.