Богиня в граните - [6]

Теперь он убрал пистолет в автоматически блокирующуюся кобуру. С этого момента и до тех пор, пока он не доберется до уступа, нейлоновый канат будет автоматически сматываться, укладываясь в патроннике, с каждым шагом его подъема.

И он начал восхождение.

Теперь его руки чувствовали опору и были уверенными, а сердце вновь обрело нормальный ритм. Внутри него ожила какая-то песня, беззвучно пульсирующая во всем его существе, наполняя его ранее неведомой силой, изведать которую в другой раз ему, возможно, никогда не придется. Первые пятьсот футов оказались до смешного легкими. Почти на всем пути было множество опор для рук и ног, так что восхождение напоминало подъем по каменной лестнице, а в нескольких местах, где уступы отсутствовали, стены прекрасно подходили для того, чтобы в них можно было упираться расставленными в стороны руками. Когда он добрался до большого уступа, его дыханье почти не нарушилось.

И он решил не отдыхать. Рано или поздно разряженность атмосферы скажется на нем, и чем выше он поднимется сейчас, пока еще имеет свежие силы, тем будет лучше. Он решительно остановился, вытащил скальный пистолет и прицелился. Новый крюк устремился в высоту, вытягивая следом за собой новый канат и убирая старый, врезался в основание очередного заметного выступа, почти на 200 футов выше того, на котором он стоял. Дальность действия пистолета была 1 000 футов, но узкое пространство расщелины и неудобство позиции накладывали жесткие ограничения.

Он возобновил подъем, и его уверенность увеличивалась с каждым проделанным шагом. Но он старался не смотреть вниз. Расщелина была на самом краю западного склона шейного гребня, и взгляд вниз показывал не только расстояние, на которое он поднялся по ней, но и те 8 000 футов, которые отделяли верх гребня от раскинувшихся внизу долин. Но он не думал, что его теперешняя уверенность объясняется лишь одним шоком от столь ужасающей высоты.

Подъем ко второму уступу прошел без осложнений, так же, как и подъем к первому. И вновь он решил пренебречь отдыхом и, вонзая очередной крюк в третий выступ, приблизительно на 250 футов выше второго, продолжил восхождение. На полпути к третьему выступу начали проявляться первые признаки кислородного голодания, создавая тяжесть в руках и ногах, учащая дыхание. Он сунул в рот кислородную таблетку и продолжил подъем.

Растворяющаяся таблетка восстановила его бодрость, и когда он добрался до края третьего выступа, он все еще не чувствовал необходимости в отдыхе. Но он заставил себя присесть на узкую гранитную выпуклость и прижаться спиной к стене расщелины, принуждая себя расслабиться. Солнечный свет бил ему в глаза, и он в испуге понял, что скорость его подъема относилась к понятиям чисто субъективным; на самом деле с тех пор, как он покинул шейный гребень, прошли целые часы, и Альфа Вирджиния находилась почти в зените.

Так что он не имел права на отдых, ведь времени совсем не оставалось. Он должен был добраться до плато-лица еще засветло, иначе рисковал вообще никогда не попасть туда. В то же мгновенье он уже был на ногах, скальный пистолет был поднят на позицию стрельбы и наведен на цель.

Через некоторое время характер подъема изменился. Уверенность по-прежнему не покидала его, и бесконечная песня пульсировала внутри него все возрастающим ритмом; но тяжесть в конечностях и частое дыханье проявлялись все чаще и чаще, придавая столь смелому предприятию дремотный оттенок, и эта дремота, в свою очередь, была исчерчена короткими, но отчетливыми перерывами, которые немедленно наступали, стоило ему принять кислородную таблетку.

Тем не менее, характер расщелины менялся очень слабо. Некоторое время она становилась шире, но он обнаружил, что, упираясь спиной в одну стену, а ногами в другую, мог медленно продвигаться вверх без особых усилий. Затем расщелина вновь сузилась, и он вернулся к своему обычному способу подъема.

Из-за спешки он стал смелее. Весь предшествующий подъем он использовал страховку на три точки, и никогда не переставлял одно из креплений, не убедившись, что два остальные надежно закреплены. Но по мере того как смелость его росла, осторожность и осмотрительность уменьшались. Он все чаще и чаще пренебрегал тройной поддержкой, и, наконец, вообще от нее отказался. В конце концов, убеждал он себя, что из того, если он соскользнет? Нейлоновый канат, тянущийся от пистолета, остановит его прежде, чем он свалится на два фута.

И так бы оно и было... если бы один из вбитых крюков не оказался дефектным. В спешке он не заметил, что нейлоновый канат не перематывается, и когда каменная опора, на которую он только что перенес свой вес, подалась под его ногой, его внутренний ужас был смягчен лишь мыслью, что падение его будет очень коротким.

Но оказалось не так. Вначале падение было замедленным, нереальным. Он мгновенно понял: что-то случилось. И совсем рядом кто-то кричал. Некоторое время он не узнавал собственного голоса. А затем падение стало быстрым; стены расщелины скользили и терлись о его растопыренные руки и низвергали град камней на страдающее лицо.

Через двадцать футов он ударился об уступ на одной из сторон расщелины. Удар отбросил его в противоположную сторону, а затем уступ, который он покинул совсем незадолго до этого, вырос, дрожа и раскачиваясь в воздухе, прямо под его ногами, и он распластался на его поверхности, прижимаясь к нему животом, в то время как ветер норовил его сбить, а кровь из раны на лбу заливала глаза.