Богиня. Тайны жизни и смерти Мэрилин Монро - [50]

Все это обернулось некоторыми затруднениями. На третьем этаже здания муниципалитета возникла неловкая заминка, так как главный письмоводитель вынужден был послать за машинисткой, чтобы заполнить разрешение на бракосочетание. Мэрилин это оказалось на руку — у нее появилось время для важных телефонных звонков.

Прежде чем отправиться на церемонию, она позвонила директору рекламного отдела на «Фоксе», коротко объявив ему о своем намерении. Теперь, поправ романтику последних минут незамужней жизни, она стремилась наладить прежнюю связь с прессой. Она попыталась дозвониться до Сиднея Сколски, но тот не снимал трубку. Правда, она сумела оставить сообщение для прославленной и невероятно могущественной Луэллы Парсонс. Потом она сама разыскала лос-анджелесского журналиста Кендиса Роклена и огорошила его известием в выражениях, которые он не забудет до самой смерти.

В муниципалитете вокруг Мэрилин поднялся невообразимый шум, когда Роклен спросил ее, что она думает по поводу предстоящего замужества. «Кендис, — прошептала она знакомым трепетным голоском, — я отсосала последний раз...»

Распространенная среди журналистов легенда гласит, что это выражение использовалось Мэрилин не единожды. Возможно, это и так, но Роклен, отдавший журналистской профессии много лет, утверждает, что за несколько минут до произнесения супружеского обещания Ди Маджо Мэрилин произнесла именно эту фразу. Конечно, Мэрилин хорошо знала, что слова эти не относятся к числу печатных.

Между тем на площади у здания муниципалитета собралось уже около пяти сотен человек. Когда судья открыл окно, чтобы дать доступ свежему воздуху, помещение утонуло в гуле толпы, доносившемся с улицы. В раскрытые створки то и дело норовили заглянуть репортеры. Наконец Ди Маджо воскликнул: «Ладно, давайте перейдем к делу», — и судья призвал толпу к тишине. Над площадью пронеслось послушное «ш-ш-ш».

В свидетельстве о браке Мэрилин подписалась как Норма Джин Мортенсон Дахерти, указав неправильный возраст — двадцать пять лет; хотя в то время ей было почти двадцать восемь. Ди Маджо достал кольцо — ободок из белого золота, усыпанный бриллиантами1. Как свидетельствовала пресса, Мэрилин пообещала Ди Маджо только «любить, уважать и заботиться, но ничего не сказала о послушании». В 1954 году уже появилась мода пропускать эту часть даваемого супругами торжественного обещания, хотя сыну эмигранта из Сицилии вряд ли это пришлось по вкусу. Вечером того же дня представитель архиепископа объявил Ди Маджо, что его предыдущий брак, заключенный в католической церкви, считается «автоматически расторгнутым» по причине заключения гражданского брака с Монро.

В сутолоке, возникшей сразу после церемонии бракосочетания, Ди Маджо спросили, что они собираются делать с невестой дальше. «Как вы думаете?» — спросил он, многозначительно подмигнув. На вопрос о детях он ответил: «Мы думаем иметь одного. Это я могу гарантировать». Мэрилин добавила: «А мне бы хотелось иметь шестерых». В конце концов Ди Маджо взорвался: «С меня этой толчеи хватит. Давай отменим прием», — и молодые уехали.

Мэрилин и Ди Маджо поехали в город Пасо Роблес — в двухстах милях к югу от Сан-Франциско. Там при свете свечей и любопытных взглядах из-за дверей они съели по стейку. Потом сказали, что намереваются укатить в Голливуд, но, запутав следы, вернулись в «Клифтон-мотель». После того как Ди Маджо удостоверился в том, что в номере есть телевизор, супруги сняли комнату стоимостью в четыре доллара и вывесили на двери табличку: «Просьба не беспокоить». Не выходя, они провели там пятнадцать часов. В будущем комната будет украшена медной табличкой с надписью: «Джо и Мэрилин спали здесь». После отъезда из мотеля мистер и миссис Ди Маджо исчезли из поля зрения прессы более чем на две недели, что было весьма редким событием в жизни Мэрилин Монро.

Но в последних числах января, когда Ди Маджо по делам улетел в Нью-Йорк, Мэрилин не смогла устоять против соблазна позвонить какому-нибудь журналисту. Вскоре, запершись в салоне автомобиля, припаркованного на безлюдной улице, сидели они вдвоем с Сиднеем Сколски. Мэрилин, сказав, что ее не должны видеть, делилась со своим другом подробностями медового месяца.

С Ди Маджо они укрылись в коттедже приятеля в горах возле Палм-Спрингз. «Кроме нас, там никого не было, — сказала она. — Джо и я подолгу гуляли. Телевизора там не было. Мы по-настоящему узнали друг друга. Мы играли в бильярд, Джо учил меня играть». Материал, полученный Сколски, прошел по всей стране на правах эксклюзивного. Тем временем Мэрилин приготовилась ко второй половине медового месяца, которой суждено было стать зрелищем общенационального масштаба. Чета Ди Маджо собиралась в Японию.

Для чемпиона по бейсболу поездка на Дальний Восток была обычным делом, связанным с выполнением хорошо знакомой работы. Два года назад под выкрики: «Банзай Ди Маджо!», Джо провел свою последнюю игру в турнире. Самыми популярными американцами в Японии были признаны генерал Макартур и бейсболист Джо Ди Маджо. Бейсбол, быстро набирая силу, теперь выходил в Японии в большой бизнес. Свадебное путешествие четы Ди Маджо, по правде говоря, рассматривалось как оплачиваемая газетой «Йомиури Шимбун» давно запланированная поездка, призванная открыть в Японии бейсбольный сезон.