– Ах, извините, пожалуйста, – сказал я ей, и в это время услышал голос своего Безымянного пальца.
– Какие пальчики! – воскликнул он. – Боже мой, какие пальчики!
И все мои пять пальцев стиснули нежные пальчики девушки.
Девушка закричала:
– Нахал! Как вам не стыдно?
Я закричал:
– Хулиганы! Сейчас же отпустите ее руку!
Где тут! Мой Безымянный палец уже обвился вокруг девичьего мизинчика. Большой палец прижался своим толстым брюхом к указательному паль чику девушки. И даже Мизинец, мой наивный ма лыш Мизинец, не желая отставать от других, игриво щекотал девичью ладонь.
Я опять отдернул руку, но мои пальцы не выпустили пальчиков разгневанной девушки. Ее кошелка мотнулась над моей головой, и крупные картофелины посыпались на меня, как камни.
– Так его! – кричали прохожие. – Так его, нахала, чтобы рукам волю не давал!
Я потерял очки. Я не стал их искать. Я побежал прочь. Стыд и ужас бежали за мной. Я вскочил в трамвай, отдышался и только тогда сказал своим пальцам тихо, чтобы не слышали другие пассажиры:
– Ну, знаете… это черт знает что. Все таки вы должны хоть немного считаться со мной
– Почему? – вызывающе спросил Средний палец. – Разве вы считаетесь с нами, когда знакомитесь с девушками?
– Тише, – сказал я, – мы в трамвае. Что подумают люди?
Но Большой палец орал на весь вагон:
– Наплевать на людей. Я только успел прнжаться к тому пальчику, как вы меня от него оторвали.
Я не знал, куда деться от стыда. Заметив, что трамвай остановился, я стал протискиваться к выходу. Я умолял свои падьды:
– Ну, пожалуйста! Ну, не надо! Не устраивайте скандала!
– Знаете что? – сказал Средний палец. – Мы вас не держим. Если вам не нравится наше поведение, так можете выйти на этой остановке, а мы поедем дальше.
Я уже был на площадке. Трамвай тронулся. Я на ходу выскочил из вагона. Но оторвать свои пальцы от поручня не смог.
– Скатертью дорога! – крикнул мне Указательный и обернулся к другим пальцам: – Держитесь, ребятки! Держитесь крепче!
Трамвай набирал скорость. Пальцы крепко вцепились в поручень. Безымянный увидел, что я бегу рядом с вагоном, и нетерпеливо крикнул:
– Да отцепись наконец! Вот навязался на нашу голову!
Но я не мог отцепиться от своих пальцев. Я бежал и кричал. И даже когда споткнулся, то не мог отпустить поручень.
Трамвай остановили. Мне помогли подняться и оторвали от поручня мои пальцы.
Пошатываясь, я побрел к панели. Я был так напуган происшедшим, так обижен на свои пальцы и так слаб, что, добравшись до ступенек ближайшей парадной, сел там передохнуть.
Я вытер со лба пот и подумал:
"В жизни не слышал ничего подобного!"
Пальцы лежали на моих коленях, враждебные и молчаливые.
Я думал:
"Что мне делать со своими пальцами?"
Наверное, я думал вслух, нотому что Средний палец ответил:
– Давайте расстанемся мирно. Ведь живут же люди без пальцев.
Я сказал:
– Но пальцы без людей не живут!
В разговор вмешался Указательный.
– Это мы еще увидим, – ответил он с наглой насмешкой.
Люди! Вы тоже имеете пальцы. Я обращаюсь к вам. Вы поймете. Я не мог поступить иначе.
Я крикнул:
– В карман, негодяй!
– Черта с два! – ответил Указательный палец и стал изгибаться, как припадочный.
– В кулак, проходимцы!. – кричал я, потеряв самообладание. Но на помощь Указательному уже пришел Большой. Он принял вызывающую позу и насмешливо говорил:
– А ну сожми, попробуй!
И не успел я сжать пальцы в кулак, как они набросились на меня всей пятерней. Они рвали мои волосы, щелкали меня по лбу, щипали и царапали до крови. А прохожие, видя, что на ступеньках сидит человек и собственной рукой раздирает свое лицо, сочувственно говорили:
– Вот надрался, бедняга!
Только с помощью левой руки мне удалось сжать в кулак пальцы правой руки и запихать их в карман.
Исцарапанный и усталый, придавив левой рукой правый карман, я побрел домой.
В эту ночь я долго не мог заснуть. В комнате было темно и тихо. Пальцы успокоились, они лежали рядом с моей головой на подушке, покорные и жалкие. Только иногда что-то бормотал во сне Мизинец.
И вдруг я услышал шепот:
– Вы не спите?
Кончик Указательного пальца коснулся моего лица. Он был теплым, мягким и влажным.
Я повернул голову и в полумраке увидел его беспомощный ноготь.
– Вот лежу и думаю, и ничего не могу понять, – сказал он. – Зачем вы обманывали нас? Разве такими вещами шутят? – И он заплакал с мучительной обидой и горьким доверием.
– Не надо плакать, – сказал я. – Не надо плакать, дружок. Независимость вовсе но означает, что можно делать все, что захочется, не считаясь с другими. Такой независимости нет и быть не может ни для кого. – Так я говорил своему маленькому и гордому товарищу, и мне было очень жалко его. и я тоже чувствовал себя пальцем, своим собственным пальцем на собственной руке.
