Боги войны - [16]

Лучше бы он этого не говорил! Даже придворным стало жаль лихого казака Ивана Юрьева, потому что не могли они не восхититься знатными схватками на Волге, стратегическими планами удалых казаков, когда хозяева русских окраин побивали целые армии степняков и часто без больших собственных потерь.

– Славный же был денёк! – в гневе и отчаянии выкрикнул Иван Юрьев. – Шестьсот голов положили! Всегда бы так все русские били ногайцев да крымцев, и прочую сволочь – давно бы уже извели всех супостатов!

Мёртвая тишина наступила после его слов в посольских палатах.

– Задачку ты нам задал, казачок, – запустил пятерню в бороду Борис Годунов. – Так запросто и не решить её. Тут совет нужен, точно, Богдаша?

– Точно, – кивнул Бельский. – Мудрый совет.

– А такой совет только один человек может дать, – предположил Годунов.

– Только один на всем белом свете, – поддакнул Бельский.

– Жди, – кивнул Годунов.

– А чего ждать-то будем? – упавшим голосом спросил Соловей. – А, пресветлый боярин?

– Судьбы, Ваня, жди, – со знанием дела ответил старший вельможа. – Ты ведь её и на Волге ждёшь, когда на стругах добычу караулишь, и в поле на коне, и в лесу, в засаде. А теперь в палатах кремлёвских жди…

И оба вельможи удалились из залы в дальние двери, которые вели в царские палаты. Иван Юрьев встретил взгляд Хасим-бека.

– Что глядишь, нехристь? – спросил казак.

– Жди, казачок, жди, – кивнул в ответ ногайский посол.

Вот когда Иван Юрьев пожалел, что не все ногайские головы срезали они с товарищами в те славные и кровавые дни на Волге, не всех басурман покрошили!..

Прошло с четверть часа, когда двери распахнулись, и в чёрном проёме появился страшный обликом человек – высокий и худой, высохший и лицом, и фигурой. Царь! Он запахнул парчовый халат на нижнем белье. Уже давно он был страшен лицом. Все пороки, все душевные недуги вылезли наружу. Резкие вертикальные морщины разрезали лицо, заострился крючкообразный нос, глаза прожигали всё, на что устремлялся взгляд изболевшегося душой владыки. Козлиная борода хвостом торчала вперёд. Кто ведёт дьявольскую жизнь, тот рано или поздно становится похож на дьявола.

Все разом поклонились. Мурза Учмур поклонился с особым почтением. Долго простояли в поклоне. И вновь подняли глаза на царя. За спиной Иоанна уже стояли верные слуги его – Борис Годунов и Богдан Бельский.

– Где тот супостат, кто ногайского посла Хасим-бека обидел? – спросил глухим голосом Иоанн Грозный. Сказал и уставился на казака. – Ты тот самый разбойник, стало быть?..

У Ивана Юрьева сердце залилось холодом. Так смотрел царь, точно уже приговор ему вынес.

– Так не забижали мы его… – пролепетал Соловей.

Вельможи вышли из-за спины царя.

– Как это не забижали? – спросил, стоя у правого царского плеча, Борис Годунов. – А людишек его кто на переправе вырезал? Не вы ли, казачки?

– Мы, но ведь так всегда было: они – нас, мы – их…

А царь с перекошенным лицом и змеевидной бородой так и сверлил глазами казака.

– И недавно это ты с прочими казаками-разбойниками на переправах волжских братьев наших ногайцев резал? – царь кивнул на мурзу Учмура, уже осмелевшего. – Вот этого мальчонку несмышлёного, как скотину, к нам приволок! (Учмур трепетал, но уже понимал, чья сторона верх берёт!) Мурзу! Почти князя! Ты, простой казак! Мужик! Вор! А?!

Иван Юрьев даже отступил: страшен был царь в недовольстве своём!..

– А не вам ли, казачкам, мы говорили, что посольство трогать нельзя? – спросил стоявший по левую от царя руку Богдан Бельский.

– Нам говорили, – пролепетал рыжий Соловей. – Но когда Сарайчик порушили да сожгли, сам царь-батюшка нам благодарность свою выразил, одарил богато…

И об этом зря Соловей сказал! Одно дело – на Волге хитрить и лукавить: кто кого в ловушку заманит, и совсем другое – в палатах царских слово молвить. Полсловца, коли они лишние, и вот уже голова с плеч! Сухое лицо Грозного даже исказилось в гневе.

– Будет вам ещё одна благодарность, – тихо сказал Иоанн. – Ещё богаче одарю! Хасим-бек, подойди…

Ногайский посол подошел к царю, тот вдруг протянул руки и обнял ногайца.

– И ты подойди, – поманил он пальцем мурзу Учмура.

Хасим-бек что-то быстро сказал – и юный мурза тотчас же подлетел под второе «крыло» Иоанна Грозного. Царь вздёрнул голову – и взлетела вверх его козлиная борода.

– Обнимаю вас за моего младшего брата князя Уруса, – молвил он. – А теперь скажите, какой судьбы вы желаете этому казаку? И какой судьбы пожелал бы ему ваш хозяин – князь Урус? – Царь смотрел в глаза бледному казаку. – Что скажете, то и выполню!

Не подал виду Борис Годунов. Но сердце его, повидавшего крови при дворе Иоанна Грозного, наглядевшегося на пытки и муки крестные, сжалось от горечи и боли. Жалко ему было храброго казака, очень жалко! А вот у ногайцев уже злые искорки блестели в узких глазах. Хасим-бек бросил несколько слов мурзе Учмуру, тот также быстро ответил и ещё свирепее поглядел на своего недавнего обидчика.

– Я за нас обоих говорить буду, – вкрадчиво проговорил Хасим-бек. – Дозволяешь, великий царь?

– Требую! – ответил тот, глаз не сводя с казака.

Хасим-бек вспомнил недавний разговор в тех же палатах, когда он предстал пред очами русского царя со своим провожатым Василием Пелепелицыным. Вспомнил, как обласкал его, ногайского посла, русский царь, сколько речей лестных и сладких влил в его уши! А потом спросил, кивнув на Василия Пелепелицына: «А что про этого скажешь? Всем ли был хорош тебе мой посол?» Вот когда Хасим-бек понял, что жизнь посла сейчас в его власти. Хасим-бек тогда усмехнулся: «Скажу, что редкого дара этот посол. Коли бы не он, мой хозяин князь Урус не пошёл бы на мир. И я бы тут перед тобой не стоял. – Ногаец даже кивнул. – Была б моя воля, я бы наградил такого!» Иоанн Грозный с милостивой улыбкой взглянул на Василия Пелепелицына: «Так тому и быть! Будешь награждён, сын боярский. И за ум, и за отвагу, и за посольское разумение!..»