Боги тоже ошибаются - [44]

Саша протянул мне ладонь для рукопожатия. Я пожал ему руку и он резко потянул к себе, обнял и начал хлопать по спине. Я понимал, что ему не хватало нормального общения и дружеской любви, но не знал, что на столько. Саша пару раз шмыгнул носом, я понял что он плачет. Мужские слезы многого стоят. Слезы Саши стояли двух жизней и жизни собственной. Наверно именно вина за стремление остаться живым всю жизнь мучила его совесть. И только сейчас, через многие годы одиночества среди "нелюдей", он может прижаться к дружескому плечу и может быть уверенным в том, что это плечо не подведет.

– Прости, что развел тут ненужный потоп, но я столько лет, сколько бы ни старался не смог пролить ни одной слезы. Поверь, я так рад тебя видеть, друг!

– Я тебя тоже очень рад видеть. – Мне стало не по себе от того, что делает с людьми одиночество.

– Прости, Леш, но теперь я хочу побыть один. – Саша отвернулся и лег на пол.

– Отдыхай, Саш.

Я сперва решил наведаться к Светозару, который что-то обсуждал с Глебом и ярко жестикулировал, остальные просто слушали, но потом передумал и снова забился в свой угол. Мне было неприятно осознавать и чувствовать собственную обеспокоенность и беспокойство отряда. Время тянулось бесконечно долго. Крысы, чувствуя свою безнаказанность наглели с каждым мгновением. Пытаясь обнюхать меня, они старались подойти как можно ближе. Поначалу я от них просто отмахивался, но нездоровый интерес ко мне рос с каждой секундой. Не знаю, что привлекало этих крыс, но желание остаться в целости и сохранности для меня было на первом месте. Откуда-то сверху прямо мне на голову упала здоровенная, жирная крыса, от неожиданного приземления мне на голову я даже вскочил. Невзор поднялся с пола и вопросительно взглянул на меня. Я ничего не мог ему ответить. Он встал и начал просто-напросто растаптывать неугомонных серых тварей. Я поддержал его, вскоре к нам присоединились и остальные. Звук глухого топота, компенсируемый телами крыс, наполнил стены подвала. Саша, несмотря на всю тяжесть своего веса, с неистовой скоростью втаптывал серые тельца крыс.

– Вот вам, вот вам за мои пальцы. Вот вам! Эти ноги вы попробовали и эти же ноги вас и убьют. – На лице его была необычайная радость и осознание того, что он смог вернуть долг серым созданиям. Вскоре это все прекратилось и на полу остались лежать несколько десятков тел уже мертвых крыс. Все снова встало на свое место. Несколько раз я осторожно сделал пару движений в сторону каждого плеча. Раздался приглушенный хруст. Я расслабил голову и уже ни о чем не думая, просто всматривался во влажный, на ощупь, пол подвала.

По моим расчетам, примерно через полчаса, дверь подвала распахнулась и раздался голос.

– Выходим! – С заметным ударением на "о" произнес надзиратель.

На нас надели наручники. Все не спешно поднялись с уже насиженных мест и медленно побрели к распахнутой двери, которая казалась для нас первыми вратами, которые мы пересекаем, на пути к свободе.

Надзиратель посмотрел на пол и сказал:

– Бойня. Надеюсь сегодня вы проявите себя на арене также уверенно, как и с ними. – Он говорил о крысах.

Вечерний свет наполнявший коридоры дома, ласкал зрение. Я, как и мои спутники уже достаточно устал от темноты, в которую нас насильственно погрузили. Коридоры все также пустовали, теперь даже не стало и управляющего, но я думал, что это надолго. Скорее всего уже есть подходящая кандидатура, которая достойно примет новый пост и сможет, как и прежний управляющий завлекать посетителей и усыплять их бдительность своими трепетными речами и доброжелательной улыбкой, которая не будет сползать с лица. Чувство голода не беспокоило, что не могло не радовать. Я видел, как мои друзья опустив головы, шли вперед, словно на эшафот, но каждый из нас знал, что нам нужно лишь остаться живыми на поле боя. Но так ли это легко? Ответа на этот вопрос я не знал. Если бы ни эта арена, на которой мы должны были сражаться, то мы могли быть уже мертвы и какие-то части наших тел стали сочным дополнением чьей-либо трапезы. Обернувшись, я не заметил Саши, его судя по всему оставили там, ожидать своей смерти. Неправда, что жизнь жестока, мы строим жизнь в этом мире. Жестокость исходит от нас и лишь мы можем решать какой жизнью мы проживем, но не все из нас могут решить умрем мы от старости или болезни, или же от рук невозмутимого и безликого убийцы, в чьих глазах даже не отразится наш увядающий образ.

Нас вывели на улицу. На небе светила луна, по которой я, за столь короткое время, сумел соскучиться. В носу уже не было запаха сырых труб подвала, нас окружал приятный, разбавленный неизвестным, чарующим ароматом, запах улиц ночного города. Улицы, которые вчера казались пустынными и безлюдными, ныне были наполнены жизнью и пестрили красочными одеяниями и разноцветными масками нанесенными на лица жителей. "Все как в моем сновидении, которое не так давно меня посетило", подумал я безмолвно, "только в отличии ото сна, сейчас ночь". Мог ли я подобное предугадать, скорее всего нет, возможно я о подобных торжествах где-то раньше мог слышать, скорее всего да. И никак иначе не могло быть. Вещие сны для меня были пустым звуком и вообще я в подобные мистификации никогда не верил, поэтому я для себя нашел решение. Я заметил, как мои спутники с интересом наблюдают за красочным шествием горожан куда-то вглубь города. Наши надзиратели, вея свежим запахом алкоголя, вели нас по потрескавшейся дороге. Иногда даже они удивляясь от разнообразия красочных одеяний, не могли удержаться и аплодировали и свистели.