Боги молчат. Записки советского военного корреспондента - [287]

«Чего же мне бояться? Еще генерал был бы, а то отставной. Отставному ничего уже не страшно. Поеду с вами, но только если насчет расширения кругозора, так вы лучше не беспокойтесь, закруглился я. Окончательно».

Гость улыбнулся, сказал, что речь идет о другом, более важном.

Предупредив Наташу, что он уходит, но к полудню вернется, Корней отправился с гостем, всё еще недоумевая, что за мистерию тот разыгрывает. Маленький верткий автомобиль скоро привез их к небольшому дому на окраине Вены, и Иван сказал, что он тут живет. Он ввел Корнея в комнату. При их появлении, с кресла поднялся низкорослый человек, которого Корней поначалу принял за подростка. Но этот подросток имел иссеченное морщинами лицо. Он смотрел на Корнея прямым открытым взглядом небольших глаз.

«Это генерал Суров», — сказал Иван, обращаясь к маленькому. — «Мы не знали, что господин генерал приехал с племянницей. Доложите ему обо всём».

«Ну, так в чем же дело?», — сухо спросил Корней. Ему не понравился уж слишком пристальный взгляд взрослого подростка.

«Я, товарищ генерал, хочу доложить вам», — тихо сказал этот человек, глядя на Корнея всё так же пристально и настойчиво.

Корней сразу почувствовал, что перед ним не иностранец, а русский, а почувствовав это — набычился. Доводилось ему слышать, что заграницей есть русские, которые перехватывают людей из России и пытаются с ними всякие ненужные разговоры вести.

«Вы это о чем?», — строго спросил он — «Что вы хотите мне доложить, чего я сам не знал бы?»

«О товарище майоре хочу доложить, о брате вашем», — тихо сказал человек.

Корней побледнел, сразу стало видно, что немолод он, телом тучен, без руки. Нашарив рукой кресло за спиной, он сел.

«Марк?», — тихо спросил он.

Старообразный подросток наклонил голову, подтверждая. Он взял со стола связку бумаг, протянул ее Корнею.

«Это его бумаги. Возьмите их, товарищ генерал. Мы с мистером Дживаном берегли их».

«Ваш брат называл меня Дживаном», — пояснил американец, но Корней отмахнулся от его слов.

«Постойте, постойте», — твердил он растерянно. Бумаги он взял в руку, но тут же положил их на стол, словно они обожгли его. — «Постойте, я не знаю, о чем вы говорите».

Потом, как секущий удар меча, в сознании Корнея вспыхнула мысль, что здесь, наконец, он стоит перед разгадкой тайны Марка. Сколько лет она мучит его!

«Он жив?», — всё тем же дрожащим голосом спросил Корней, сразу обращаясь к ним обоим.

«Я всё доложу вам, товарищ генерал», — опять тихо проговорил маленький человек. — «Это случилось три года назад. Как раз три года прошло».

В полдень Корней протелефонировал Наташе и сказал ей, чтобы она обедала одна. Если ко времени, когда ей нужно ехать в театр, он не вернется, то ее проводит мистер Дживан. Да, тот самый, которого она заметила в театре, его бояться не нужно. Говорил Корней по телефону каким-то чужим, очень гулким голосом и так, как будто выталкивал каждое слово по-отдельности. Наташа напугалась, начала просить его немедленно вернуться, но он молча повесил трубку. Через минуту, словно сообразив, что его молчание насмерть напугает племянницу, он опять позвонил и сказал, чтобы она ни о чем не думала и не волновалась, он ей всё расскажет, с ним всё в порядке, и он ее скоро увидит.

Автомобиль Дживана вырвался из лабиринта городских улиц на широкое шоссе и побежал в сторону голубых тирольских гор. За рулем теперь был старообразный подросток. Корней уже знал, что зовут этого человека Коровиным, он последний, кто видел Марка. Сидя с ним рядом, Корней сутулился, мрачно молчал, невольно тянулся взглядом к руке Коровина, лежащей на руле. Кругом развертывались щедрые красоты Австрии, а он смотрел на руку, на которой недоставало двух пальцев.

Часа через три Коровин увел автомобиль с большой дороги. Поехали мимо австрийских хуторов с садами, мимо озер, спокойно лежащих в долинах, и минут через тридцать-сорок оставили за собой обжитую землю и начали подниматься в горы. Скоро кругом них были скалистые громады австрийского Тироля, голая каменная пустыня. Лишь кое-где, защищенные скалами, зеленели альпийские пастбища и близко к ним жались хутора. Автомобиль, надрывно рыча мотором, перегревшись до предела, шел по узкой дороге, забирающей всё круче вверх. Проехали горную монастырскую обитель, краснеющую черепичными крышами в каменном море, и скоро дорога кончилась.

«Отсюда мы пошли пешком», — сказал Коровин, выключая мотор. Они вышли из машины, двинулись еле приметной тропкой дальше, и через час пешего хода дошли до глубокого ущелья. Кругом, без конца и края, скалы. Теперь, вблизи, они не были голубыми — серыми, мрачными выглядели громады гор. Корнею казалось, что он стоит на самом краю, на самой последней кромке жизни, за нею ничего больше нет, за нею лежит мертвое, и даже орлы, парящие над этим мертвым миром, похожи на неподвижные знаки смерти, вписанные в небо. На том месте, к которому они пришли, над ущельем нависает камень размером с двухэтажный дом. Коровин сказал, что это было тут, на этом самом месте, у этого самого камня. Корней обессиленно опустился у подножия камня, под его нога ми была пропасть, за его спиной, далеко внизу, лежала долина, кажущаяся с вышины изумрудным ковром, брошенным меж гор и прикрывшим их подножья.