Боги как боги - [19]

Девушка, не чаявшая услышать и простенького «я тебя люблю» без запинок, расплакалась и осыпала стажёра жаркими поцелуями.

Довольные метеориты устроили в небе триумфальный салют.

***

— …думала сперва, что он много о себе мнящая посредственность.

Богиня-критик что-то настойчиво втолковывала единорогу, а он только вздыхал, устроив умную голову на коленях редкого существа. Тонкие нервные пальцы девушки гладили его морду и перебирали гриву. Это было неповторимо.

— А теперь вижу, что он креатор небесталанный. И хитрый паук…

Тут юная богиня подпрыгнула от неожиданности. Возле её невзрачной особы вдруг материализовался загорелый мускулистый шатен, тихонько напевающий под нос нечто напористое, но при этом совершенно бархатное. Искусствовед рефлекторно ощетинилась, хотела было и единорога отпихнуть, но потом решила, что животное тут ни при чём. Попыталась сделать вид, что никого не заметила.

Поздно.

— Здравствуй, о дивная и сиятельная! — неотразимо улыбнулся красавчик.

Критик привычно усмехнулась, услышав стандартную форму приветствия незнакомки. Но зато ответную вежливость произнесла, не кривя душой:

— Здравствуй, о могучий и лучезарный!

— Я полмира обошёл, только одну парочку встретил, решил не мешать. А тут ты. Можно на «ты», да? Мне хотелось бы услышать твоё мнение об этом мире.

Предприниматель потянулся погладить единорога, но тот фыркнул и отстранился. Очень легко и естественно рука бога-дельца оказалась в миллиметрах от руки девы. Та зарделась, но нашла в себе силы ответить внятно.

— Только войдя сюда, готовила разгромную рецензию, в основном, из-за банальности. Погуляла немного и поняла, что да, банально, но при этом мило и трогательно. Походила ещё и чуть не разрыдалась. А потом вот. — Она повела локтями, имея в виду единорога. — Это совершенно на меня не похоже. Я и зверей-то не люблю. Боюсь даже. И не плачу почти никогда. В общем, полное ощущение, что здесь в воздухе разлито что-то такое, что на психику действует.

— Какая интересная мысль! — подбодрил искусствоведа шатен, проникновенно глядя в глаза. — Мне вот внезапно петь захотелось. Думаешь, тоже одурманили?

Он снова попытался погладить единорога. Тот всхрапнул, одним грациозным движением встал и возмущённо отошёл. Рука атлетичного бога будто невзначай легла поверх ладони новой знакомой.

— Но потом я поняла, что это глупости, ведь подобные приёмы запрещены. — Говорить без дрожи в голосе было всё труднее. — Конкурсные работы тщательно проверяются. Этот мир просто сняли бы с голосования, будь здесь хоть намёк на нечестную игру.

Молодая богиня положила голову на плечо бога-дельца.

— Да? Ну тогда замечательно. Мне это крайне важно знать. Я думаю, этот проект будет иметь колоссальный коммерческий успех. Тенденции рынка…

Единорог оставил парочку беззаботно щебетать. Предприимчивый бог приобнял несуразную деву за талию. В приятной прохладе сумерек проникновенно запел соловей, вплетая свою мелодию в одуряющий запах сирени и влажный шорох ручья. Уставшие колибри и бабочки, до этого напряжённо наблюдавшие за ходом спецоперации, уселись на спину единорога. Тот тепло дохнул на них, обещая подбросить до джунглей: всё равно по дороге. «Отличная работа, ребята», — значил его жест.

***

А тем временем творец мира для влюблённых, нализавшись амброзии и разгромив с горя свою студию, заканчивал ваять нечто, полное депрессии, отчаяния, одиночества. Идеально для разбитых сердец. Добавлял последние штрихи и думал: «Чтоб тебя скрючило пополам и не разогнуло! Гори ты ясно до седьмого неба, та, что вдохновила меня на создание целых двух шедевров!»

Под цветущей яблонькой

На высоком холме, под дивно цветущей яблонькой сидел пожилой бог в ярко-синем, расшитом журавлями халате. Иссушённый, глаза-щелочки, кожа, как залитая чаем бумага. Острый нос, длинные овальные ногти. На ладони бога лежал нежный, чуть розоватый цветок. Старик задумался, опустил веки, выставил перед собой вторую ладонь, и на ней, будто из пыльцы и света, соткался точно такой же цветок. Только на одном лепестке был едва заметный изъян, словно крошечная букашка хотела было им полакомиться, но потом устыдилась и отправилась искать пищу попроще, погрубее. Старик вздохнул, большим пальцем погладил сотворённый цветок, а потом бережно положил оригинал и копию на землю. Прикрыл глаза и тихонько замычал, дыша глубоко и ритмично.

Долго ли, коротко ли, на холм поднялся худенький подросток в ярко-оранжевой рубахе и таких же шароварах. На гладко выбритой голове его блестели капельки пота и рыжие отсветы. Мальчик встал на колени перед богом в халате, поджал под себя босые ноги, коснулся лбом земли и застыл, пока мастер-копиист не прервал свое мычание и не разрешил ему распрямиться.

— Что привело тебя сюда, отрок? — мелодичным, совсем не стариковским голосом спросил копиист.

— Я пришёл научиться твоей мудрости, о несравненный в искусстве воспроизводить и повторять, — звонко ответил мальчик.

Копиист сощурился, поджал губы. Что-то ему не нравилось в этом подростке.

— У меня довольно учеников, отрок. Сейчас я не принимаю новых.

Он перевёл взгляд на голубеющий горизонт, давая понять, что разговор окончен.