Богдан Хмельницкий - [51]
«Желали мы себе самодержца государя такого в своей земле, яко ваша царская вельможность православный християнский царь… В чем заверяем ваше царское величество, если бы была на то воля божья и твоя царская, сейчас, немедля, на панство то наступать, а мы со всем войском Запорожским услужить вашей царской вельможности готовы, которому с нижайшими услугами своими полностью отдаемся…».
Хмельницкий хорошо понимал, что принятие Украины в состав России должно было повлечь за собой войну между Речью Посполитой и Российским государством, поэтому предлагал русскому правительству начать наступление против общего врага — Речи Посполитой, нанести одновременный согласованный удар по врагу с двух сторон, предупредив выступление панов против Украины.
Крепко задумались бояре, выслушав письмо Хмельницкого. Оно было необычным и по форме, и по содержанию. Каждый из воевод следил, чтобы в обращениях к царю не было пропущено ни одного титула. Если же, упаси боже, это правило нарушалось, то принимались соответствующие меры, даже по отношению к другим государствам. А письмо гетмана начиналось совсем необычно. Такое письмо следовало бы отослать назад, не читая, да потребовать ответа за обиду, нанесенную самодержцу. Но содержание письма и то, что написано было автором необычным, заставляло не обращать внимания на форму. Царь ждал совета. Заседаниями думы руководил царский родственник Никита Иванович Романов. Но он смотрел на Якова Куденетовича Черкасского, который теперь стал как бы премьером нового правительства. Но и тот молчал, отводя глаза на сидевших тут же бояр Бориса Петровича Шереметева, поставленного у раздачи денег, Василия Борисовича Шереметева, поставленного во главе Владимирского приказа, М. М. Темкина-Ростовского — во главе Разбойного приказа, М. Н. Пронского — главу Пушкарского и других. А те также молчали.
Давая совет царю, что ответить на письмо гетмана, приходилось учитывать многое. Дело в том, что в апреле сначала от белгородского воеводы Тимофея Федоровича Бутурлина, а потом и от других воевод прибыли в Москву гонцы с вестью, что казачий полковник Богдан Хмельницкий договорился с крымским ханом пойти вместе войною то ли на ляхов, то ли на Московское государство. «И крымский-де царь послал к ним, черкасам, на помочь Тугай-мурзу Ширина, а с ним пошло… татар 6000». Татар и раньше бивали. Но Хмель увлек с собой чернь. Как бы и своя не подняла головы и не затеяла смуты. Поэтому на рубеж с бурлившей Украиной послали полки, чтобы, пока весть о Хмеле до народа не дошла, «от литовского рубежа по всем дорогам и по малым стежкам и по приметным по всем местам учинить… заставы и сторожи крепкие и велеть беречь накрепко, чтоб… никто не проехал и пеш не прошел и не прокрался никаким обычаи».
Порубежные русские воеводы писали правительству, что боятся украинских повстанцев, которые пользуются сочувствием русских крестьян и горожан, и принимают меры для укрепления пограничных городов. «И по тем, государь, вестям, — писал путивльский воевода Никифор Юрьевич Плещеев, — опасаюся я, холоп твой, от тех самовольников всякого дурна, живу в Путивле с великим береженьем, неоплошно, чтоб от тех воров, от литовских людей, от самовольников, городу Путивлю какое дурно не учинилось».
Приходилось думать и о том, что Россия еще не залечила ран, нанесенных польско-шведской интервенцией в начале XVII века и Смоленской войной 1632–1634 годов. Кроме того, Польшу поддержат Франция и другие государства. А как быть с русско-польским договором, заключенным в мае 1634 года об оказании взаимной помощи в случае нападения Крымского ханства? На основании этого договора польское правительство требует выступления России против Украины, считая, что участие татар в Желтоводской и Корсунской битвах не что иное, как их нападение на территорию Речи Посполитой.
Для русского правительства создалось затруднительное положение. Конечно, не в его интересах помогать Речи Посполитой в войне против братского украинского народа. Но обстоятельства требовали осторожности.
Хорошо поразмыслив, пришли к заключению, что прежде чем дать ответ на письмо, следует хорошо изучить обстановку на Украине и вокруг нее. Уже 22 июня 1648 года по указанию государя порубежным воеводам были направлены грамоты: «…тотчас послать в литовскую сторону, кого пригоже, знающих людей… в разные места… и велети разведать подлинно тайным делом, коими мерами польского Владислава короля не стало, и в котором городе, и кого на его место на королевство чают, брата ль его Казимира королевича, или кого из иного государства берут, и коль скоро. И что у них ныне в Польше и в Литве делается, и в которых местах у них черкасы и татары, сложась, воюют, и много ль их в собранье, и кто к черкасам пристает, и за что у них та ссора с поляками учинилась, и чем ту ссору чают унять. И кто ныне в Польше и в Литве коронные гетманы учинены, и белорусцы к черкасцам не пристают ли… и в которых городах, и есть ли против тех черкас и татар в Польше и и Литве собранья, и в которых местах; да и про всякие вести, что у них делается… разведать всякими мерами подлинно».
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.