Богатырь Христофор - [2]

— Надо сбыть куда-нибудь вашего великана. Онъ всѣхъ насъ тутъ переуродуетъ.

Впрочемъ, иной разъ Христофоръ приносилъ своимъ землякамъ и пользу, — тоже больше ненарокомъ. Пошли ребятишки на берегъ — швырять камушки въ море. И Христофоръ за ними. Понравилось ему, какъ камешки прыгаютъ съ волны на волну.

— Дай-ка, и я попробую!

Схватилъ каменную скалу, да-какъ махнетъ! Скала бухнула въ море за пять миль и — надо же быть такому счастью! — прямо на корабль морскаго разбойника Хайреддина Барбароссы, который плылъ, чтобы ограбить и полонить деревню Христофора.

Пираты канули ко дну. Выручила своихъ Христофорова сила [1]. Однажды Христофоръ спалъ на берегу, зарывшись въ согрѣтый солнцемъ морской песокъ. Вдругъ — кто-то толкъ его посохомъ. Проснулся онъ, видитъ: стоить надъ нимъ странникъ, высокъ и прямъ, глаза — какъ звѣзды, раздвоенная борода, на-двое расчесанные волосы.

— Что-же, другъ Христофоръ? — говоритъ странникъ. — Такъ-то, пожалуй, и нехорошо.

— Что нехорошо? — спросилъ Христофоръ, зѣвая.

— Да вотъ — что ты лежишь на боку и ничего не дѣлаешь.

— А что я буду дѣлать, когда ничего не умѣю? Кабы мнѣ кто приказалъ что, я радъ слушаться. А самъ ни на что не гораздъ.

— Когда-то ты, Христофоръ, сказалъ, что хотѣлъ бы служить тому, кто сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ.

— Я и теперь хочу. Но гдѣ взять его, этого сильнаго?

— Разумѣется, лежа на боку, взять не откуда. А ты не лѣнись — ищи и найдешь.

Ушелъ странникъ. Христофоръ же размыслилъ:

— Невѣдомый человѣкъ этотъ научилъ меня умно. Неужели только и свѣта въ окнѣ, что нашъ уголокъ между горами и моремъ? Пойду-ка я — взгляну, какъ живутъ люди въ другихъ земляхъ.

И онъ сказалъ отцу и матери своимъ толстымъ голосомъ:

— Батюшка и матушка! Довольно я опивалъ и объѣдалъ васъ. Сослужите мнѣ послѣднюю службу: сшейте мнѣ хорошее платье и крѣпкіе сапоги, припасите желѣза, чтобы могъ я сковать себѣ острый мечъ, и благословите меня въ далекій путь. Я пойду искать того, кто сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ.

Долго бродилъ Христофоръ по землѣ и, — какъ ноги у него были шагистыя, — забрелъ ужасно далеко: въ индѣйское царство.

Индѣйскій царь очень обрадовался, что пришелъ въ его столицу такой бравый великанъ.

— Я… говоритъ, какъ разъ тотъ самый человѣкъ, кого ты ищешь. Поступай ко мнѣ тѣлохранителемъ.

Христофоръ на это отвѣтилъ:

— Оно бы можно, да точно ли ты сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ?

Индѣйскій царь даже разсмѣялся.

— Кто же сильнѣе меня? Мои владѣнія лежатъ отъ моря до моря, на востокъ и западъ земли. Въ войскѣ у меня милліонъ копіи. Когда мои лучники пускаютъ на вражью силу стрѣлы, то воздухъ меркнетъ, какъ подъ тучею. Хочешь заглянуть въ мои тюрьмы? Увидишь, сколько плѣнныхъ королей и принцевъ сидятъ въ нихъ на золотыхъ цѣпяхъ. А съ такимъ богатыремъ, какъ ты, я и весь свѣтъ завоюю, и всѣхъ другихъ владыкъ разсажу по тюрьмамъ.

— Ладно, согласился Христофоръ, — коли ты такой могучій, приказывай: буду слушаться.

Служитъ онъ у индѣйскаго царя и все воюетъ. Столько царствъ покорилъ, что для плѣнныхъ королей уже не хватило золотыхъ цѣпей. Стали ихъ ковать въ серебряныя, а потомъ и въ мѣдныя. Но однажды приказалъ индѣйскій царь Христофору идти воевать китайскаго царя. Христофоръ ушелъ. Тѣмъ временемъ, стакнулись между собою царь персидскій, царь армянскій, да царь эѳіопскій, нагрянули въ индѣйскую столицу и въ пухъ расколотили индѣйскаго царя… едва подоспѣлъ Христофоръ его выручить.

— Что-жъ ты оплошалъ? — сказалъ онъ индѣйскому царю. Хвасталъ, что сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ, а тутъ и трусу отпраздновалъ? Скверно, братъ: неправдою живешь. Надулъ ты меня. Служа тебѣ, я понапрасну потерялъ трудъ и время. Прощай, не поминай лихомъ, а я пойду искать себѣ, другаго господина.

Шагаетъ Христофоръ по пустынѣ. На встрѣчу ему дьяволъ.

— Здорово, богатырь! Что? все ищешь, кто сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ? Нечего тебѣ далеко ходить: я какъ разъ тотъ, кто тебѣ надобенъ.

Христофоръ усомнился.

— Можетъ, хвастаешь? Похвалялся мнѣ тоже одинъ такой-то и обманулъ: только и былъ силенъ, покуда я помогалъ ему, а, чуть я оставилъ его одного, сейчасъ и вздули его три царя — персидскій, эѳіопскій и армянскій.

— Нѣтъ, сказалъ дьяволъ, я не хвастаю. Я такъ силенъ, что противъ меня не могутъ бороться не только земные цари, но и сама природа. Хочешь, — изъ тихой погоды я сдѣлаю сейчасъ бурю?

— А ну!

Дьяволъ свистнулъ, и по пустынѣ заходилъ песчаный ураганъ. Зги не видать. Вѣтеръ воетъ, крутитъ тяжелые смерчи, небо стало мѣдное и слилось съ землею. Христофору это показалось было сперва любопытно, да вспомнилъ онъ, что въ степи не одни они съ дьяволомъ, а и караваны ходятъ, и кочевья раскинуты, и пожалѣлъ людей.

— Довольно! — запросилъ онъ, — а то много народа перепортишь. Вѣрю теперь, что ты всѣхъ сильнѣе. Но зачѣмъ ты такой скверный?

— Чѣмъ я скверный?

— Морда у тебя черная… рога, хвостъ, копыта… нехорошо!

— Ты ничего не понимаешь, а мнѣ безъ того нельзя. Можетъ быть, въ томъ-то и вся моя сила.

Очень не нравился Христофору дьяволъ, однако — «не давши слово, крѣпись, а давши слово, держись»: пошелъ служить къ тому, кто всѣхъ сильнѣе на свѣтѣ.

Ведутъ они съ дьяволомъ компанію и оба другъ другомъ недовольны. Дьяволъ злится, что, — какую мерзость людямъ ни прикажетъ онъ сдѣлать, — Христофоръ, по жалостливости и по добротѣ своей, непремѣнно испортитъ его затѣю. А Христофоръ попрекаетъ дьявола: