Богатая бедная Лиза - [8]

— Слышала, что я сказала?! Вставай сейчас же! — меня трясло от холода и злости, а эта упертая девица даже не шелохнулась. Совсем, типа, оглохла.

Ну ладно, первый поезд в десять пойдет, но есть же еще и товарняки, в конце-то концов!

Короче, пришлось мне тряхнуть стариной и сигануть с перрона на рельсы.

— Ну, все! Хватит вылеживаться! — пнула я эту поганку сапогом под ребро.

— Ой! Больно! — взвизгнула она.

— Ах, ей больно, оказывается! Надо же! — я наклонилась и со всем своим удовольствием заехала ей по уху. — А когда паровозом переедет, значит, не больно будет?

После этого наша сиротинка громко, в голос заревела:

Но я не крала! Я ничего не крала! И вообще, где справедливость?

Ну, вот, еще не легче! Справедливость ей, видите ли, подавай! Среди ночи! И где только, спрашивается, слов таких нахваталась? Того и гляди, права человека приплетет!

— Ну, знаешь ли, — для острастки я заехала ей по уху еще разок, правда, уже по другому, для симметрии. — крала ты или нет, в данный момент значения не играет. Ты сейчас, главное, это… Магистраль для проезда освободи, будь любезна! Имей совесть, не отрезай Кондратов от остального мира, а то мы тут совсем одичаем.

Хотите, смейтесь, хотите, нет, но эта моя глубоко прочувствованная речь таки произвела на Лизу должное впечатление, и немного покопошившись на рельсах, она с моей помощью взгромоздилась на перрон. А там уселась на свой чемодан и продолжила обреченное нытье:

— А что ж вы мне предлагаете? Смириться, да? И жить с клеймом воровки до конца своих дней?

Ну, я вам скажу, и повезло же нам! Это ж надо, а? Нежданно-негаданно такую идейную родственницу заполучить! В каком заповеднике ее выращивали, хотела бы я знать!

— Ну, вам, вам бы каково было, если бы вас в подобном обвинили? — пытала она меня дрожащим голосом, громко хлюпая носом.

Вот же навязалась на мою шею!

— Нет, вы скажите, скажите!.. — не унималась четвероюродная Стасова племянница, горевшая желанием открыть дискуссионный клуб прямо на перроне.

— В общем, так, — оборвала я эти бессмысленные излияния. — бери свои манатки и пошли отсюда, пока тебе последние мозги не повыдувало.

— Куда? — встрепенулась безутешная сиротка.

— Пока что к машине. — буркнула я. — Если заведется, через пятнадцать минут будем на месте, а то там твои родственники уже по потолку бегают.

С этими словами я включила свой мобильник, который тут же зазвонил, а потом, когда я поднесла его к уху, проорал запыхавшимся голосом Марго:

— Люба, почему ты не на связи? Мы тут с ума сходим!..

— Как раз потому я и не на связи, — желчно просипела я в трубку. — А что касается вашей Лизы, то очень скоро вы будете душить ее в своих объятиях. Только смотрите, от радости кишки из нее не повылавливайте!..

ГЛАВА 4

— Нет, с этим надо что-то делать, — Марго расхаживала по гостиной от елки в моих головах до своей доисторической румынской «горки» у противоположной стены. — Иначе она и правда на себя руки наложит!

Да, кстати, если кто не в курсе насчет елки, то не подумайте чего плохого. Она действительно стоит у нас в квартире. Несмотря на конец февраля по календарю. И к тому же еще и с первых чисел декабря. По щучьему велению наших с Марго отпрысков, не желающих расставаться с новогодними праздниками, прежде чем следующие не наступят. И, по опыту предыдущих лет, благополучно простоит до начала мая. Так что к тому моменту, когда мы наконец-то вынесем ее из квартиры, бывшая лесная красавица превратится в жалкий раскорячившийся «скелетик».

Бедная елка и к сегодняшнему дню почти что целиком осыпалась. И все равно я каждое утро обнаруживаю у себя в волосах колючие иголки. Поскольку, как я уже заметила, располагается эта несчастная как раз возле дивана, на котором я сплю. Вернее, пытаюсь спать, потому что удается мне это не всегда. Можно даже сказать, что в исключительно редких случаях.

А все из-за Марго, которую, хлебом не корми, только дай мною покомандовать. Вот и сейчас, когда все, включая и беглую Лизу, уютно посапывали в своих постельках, она мельтешила у меня перед глазами и трагическим шепотом мне внушала:

— Ты понимаешь, что будет, если она суицид совершит? Тогда вся тяжесть моральной ответственности на нас падет!

— А почему на нас? — недоумевала я. — В конце концов, не мы же ее воровкой обозвали и с работы, не заплатив, выперли, а Москальцы! Так что, пусть эта тяжесть на них и падает!

— Люба! — Марго посмотрела на меня так, как будто я какую-нибудь самую святую святыню осквернила. — Ты что же, предлагаешь нам на этих бесчувственных водочных олигархов равняться?

— А чего б и нет? — отвалилась я на подушку и мечтательно вздохнула. — Они вон живут, как в «Санта-Барбаре», и в ус не дуют. На «мерсах» опять же разъезжают… А я на ржавой «пятере», которая не сегодня-завтра рассыплется.

— Боже, но не все же деньгами меряется! — сделала совершенно бездоказательное открытие Марго.

А я по ходу дела вспомнила лозунги, которые Лиза, лежа на рельсах, провозглашала, и пришла к неутешительному выводу, что неуемная тяга к справедливости — это у них наследственная, передающаяся из поколения в поколение болезнь. И все они от нее в конечном итоге и вымрут. Как мамонты. В результате эволюции.