Бог войны - [57]

– Довольно ли мы отдохнули от прогулки по Нормандии, ребятушки?

– Довольно!

– Истинно! – послышались нестройные крики.

– С уроком-другим плавания, сир! – выкрикнул кто-то. Король улыбнулся, и люди рассмеялись.

– Тогда мы полагаем, пора сразиться с сим королем, притязающим на сии земли, считающим, что, побив нас нынче, он водворится в нашем королевстве и дозволит своим людишкам познакомиться с теми, кого мы зовем своими близкими.

Дружный рев негодования заставил короля вновь улыбнуться, но тут же его лоб нахмурился и голос утратил веселость.

– Мы призываем всех вас не сдавать позиции, не уступать, не нарушать строй, ибо мы должны превзойти сего короля, моего кузена. Мы знаем его и его армию. Отваги им не занимать; они славятся своей свирепостью и изольют ярость furor franciscus[16] на всех нас. Но в этой сече им не победить. Они не могут, клянусь вам. Прольется и английская, и валлийская кровь, это обещание мы можем дать и сдержать, но сражение уже выиграно, сие обещание мы даем пред очами Господа. Наш собственный сын будет стоять вместе с вами, мы будем живы или сложим голову обок вас. Не будет выкупа за пленение благородного рыцаря или владыки, и не будет ограбления мертвых. Сие день нашей славы. Повесть об их уничтожении будет жить в веках. Они не ведают, какой яростью обладаем мы. Примите мои слова близко к сердцу. Мы не берем пленных. Мы не проявляем милосердия. Убейте их. Убейте их всех! – повелел он.

Эхо кровожадного рева раскатилось среди холмов.

Ричард Блэкстоун не отрывал взор от своего короля. В безмолвном мире, где он обитал, были вещи, которые он понимал с самого детства. Запах ветра и перемены погоды тешили его чувства так же, как цвета полей и небес. Этот человек, избранный Богом, взирал на него, и воздух дрожал от гула, пока окружающие, щеря зубы, исторгали рев в небеса. Они – ангелы земные, убивающие всякого, кто сулит угрозу. Брат не смотрел в его сторону, и чувство, некогда теплившееся в груди, покинуло его. Сражаться легко. Для этого нужны сила и способность убивать бесстрастно. Он наделен и тем и другим. Бытие в каземате его мира направило чувства в иное русло. Девушка на родине некогда давала ему свое тепло, и он пытался поведать ей о том своими неуклюжими жестами и невнятными звуками. Она улыбалась, гладила его по голове, а потом бралась за его мужественность и вводила в себя. От ее мягкой влаги у него слезы наворачивались на глаза. Не было ничего на свете нежнее ритмичных движений этой девушки, клавшей ладони на его исковерканное лицо и опускавшей его губы на свои перси. Когда она улыбалась, закрыв глаза, он следовал за ней в ту же тьму, пытаясь разделить с ней это мгновение. Он не хотел ее убивать. Это деяние он похоронил внутри себя. И когда брат вызнал его секрет, в него будто нож вонзили. И теперь брата ничем не вернуть.

Длинноволосые люди с копьями, некоторые с намалеванными на лицах странными знаками, избегали встречаться с ним глазами. Люди, натягивающие боевые луки точь-в-точь как учил отец, стали теперь ближе родного брата. Они будут отплясывать джигу, а некоторые попадают от выпивки, но они простые дикари, убивающие, чтобы остаться в живых. Ни малейшего сожаления из-за убиения других, чтобы твое собственное дыхание не булькало из груди через пробоину от копья.

Он поглядел вдоль строя. Люди в кольчугах и латах стояли наготове, пикейщики оперлись на свое оружие, а люди с луками заняли свои места среди рядов. Он увидел, как молодой человек преклонил колени пред королем и король поцеловал его в губы, как раньше целовал Ричарда брат. Король любит этого юношу, как любил Ричарда отец. Юношу окружали люди в доспехах и цветных одеяниях и реющие флаги. А потом отец оставил сына, и юноша надел шлем. Огляделся. Люди больше не кричали. Они сцепили зубы, щуря глаза от низкого послеполуденного солнца. Обратив взор вперед, он увидел зеленые холмы, контрастирующие цветом с полчищами людей и лошадей.

Французы прибыли.

Сэр Гилберт приказал бойцам занять позиции.

– Здесь мы выстоим или погибнем, ребята. Когда честь Франции выйдет из-за того холма, над ними на фоне неба будет развеваться их орифламма[17]. И она кроваво-красная отнюдь не без причины. Это их священный флаг, благословленный каждым блудодействующим священником в христианском мире, а значит, они тоже пленных брать не будут. Каждого из нас. Короля, принца, графа или простолюдина – они намерены перебить нас всех, коли только мы не убьем их первыми. Господь вас благослови, ребятушки. Я не покину это поле, пока или не буду покойником, или враг короля не будет разбит.

Сэр Гилберт занял свое место в первой шеренге.

Элфред отправился к своим лучникам на самом фланге, по пути тронув Блэкстоуна за плечо.

– Свидимся, Томас. Целься верно. Они не должны прорваться.

Блэкстоун кивнул; страх уже начал глодать его нутро, но он не позволит, чтобы его бойцы это увидели. Со склона холма докатились звуки труб и литавр.

Французы пришли разгромить их.

* * *

Пять тысяч генуэзских арбалетчиков спешили по дороге из Абвиля. Позади них французские конные латники и рыцари едва сдерживали горячащихся боевых коней. Их способ боевых действий – это атака с копьями, укороченными до шести футов, чтобы убить третий ряд стоящих в обороне, как только первый будет утыкан арбалетными болтами, а второй сокрушен железными подковами. Меч, булава, молот и секира сразят или покалечат остальных. Свет знает, что французская армия – самая могущественная и эффективная рать, и в этот день в Креси-ан-Понтьё тридцать тысяч ее воинов втопчут в грязь выскочку-короля, командующего неполными десятью тысячами бойцов. Всякого, кто осмелится пойти против короля Филиппа VI Французского, ждет погибель.