Бог спит. Последние беседы с Витольдом Бересем и Кшиштофом Бурнетко - [30]

. В сильно «урезанном» гетто осталось около сорока тысяч человек — пока еще нужных Третьему рейху. В этой ситуации Еврейская боевая организация пытается спасти что только возможно и фактически начинает управлять гетто. Но чтобы действовать, нужны средства, поэтому ЖОБ собирает контрибуцию с самых богатых обитателей гетто. Иначе не удастся обеспечить тех, кто еще там остался, хотя бы минимальными средствами существования. Кто не платит, должен быть сурово наказан. Марек Эдельман не любил об этом говорить, но иногда в его рассказах возникал жуткий образ стоящего на коленях над ванной человека, который сейчас будет расстрелян, поскольку отказался отдать бойцам ЖОБа часть своих денег.

* * *

— «Не кради» важная заповедь?

— Конечно: красть плохо. Но иногда ты вынужден красть — с голоду, ради ребенка, которого нечем накормить. Ну а если крадешь, чтобы обогатиться, — это совсем другое дело.

— В гетто ваша организация проводила так называемые эксы — конфискацию имущества у более-менее богатых соседей. Что могло кое-кому не нравиться — ведь это своего рода кража. Но может быть, вы чувствовали, что люди вас в этом поддерживают?

— Эксы вообще были побочным занятием — способом добыть деньги, необходимые для покупки оружия. Это не имело отношения к нашей идеологии. Нам было нужно оружие — вот она, наша идеология.

Для этого требовалась поддержка общества. Кто-то радуется, что у соседа забрали 10 или 100 тысяч злотых? — ну и пускай. Эксы для нас вообще были делом второстепенным. Поймите: это такая мелочь…

Если мы убили одного отказавшегося платить, то не потому, что именно он попался под руку. Ведь таких, что не хотели платить, было много. А он был хуже других, и были еще причины, по каким он этого заслуживал. Просто непорядочный был человек. Когда он отказался дать деньги, мы пригрозили: не отдашь до четырех часов, убьем. Он не поверил, сказал, что плевать на нас хотел, потому что у него есть связи то ли в еврейской полиции, то ли среди немцев. Ну и мы пришли и его убили. А когда об этом разошлись слухи, больше не было случая, чтобы кто-то нам отказал. Мы начали управлять этим городом. Нам подчинялись несколько десятков тысяч людей — наше слово было закон, нас слушались беспрекословно.

Коммунисты пытались ставить нам палки в колеса, но мы их приструнили. Они сами устраивали эксы, то есть тоже отнимали деньги на нужды подполья, только отправляли их на арийскую сторону. Ведь Россия этой Польской рабочей партии ничего не давала, буквально ни гроша, вот они и решили добывать деньги в гетто. Ну и мы подстерегли их ночью, когда они возвращались с экса, и все отняли. С тех пор они перестали этим заниматься.

Но в гетто были и эти, в лапсердаках, у которых имелись деньги. Они даже по ночам играли в рулетку. Однажды мы пришли за эксом в нелегальное казино, и кто-то из наших схватил одного игрока за галстук. А из-под булавки для галстука как посыплются бриллианты… Мы их горстями сгребали. Вот только не сумели потом хорошо продать…

Конечно, нападение на Польский банк в Варшаве — там забрали миллионы или миллиарды, точно не знаю, — было также и политическим ударом по оккупанту. [В ноябре 1942 года отряд коммунистической Гвардии Людовой[79] напал на центральное отделение Коммунальной сберегательной кассы в Варшаве на улице Траугутта и конфисковал около миллиона злотых. — Прим. В.Б. и К.Б.] Но когда приходят за деньгами к человеку, у которого дома лежат 10 или 100 тысяч злотых, а подпольщики у него забирают 5 тысяч, — это вообще чепуха. Важно, на что пойдут эти деньги: на покупку оружия или на водку. Если не на водку, а на оружие, то общество на твоей стороне и вообще не замечает таких эксов.

— А если бы на водку — это была бы кража?

— Да и пропить-то эти деньги нельзя — ведь в такой акции участвует не один человек.

— А на что вы жили? Получали какие-то деньги с Запада?

— Помощь с Запада… Ее никогда не было достаточно — нам только на покупку оружия требовались миллионы. Револьвер на черном рынке стоил от 20 до 30 тысяч злотых, а ведь нужны еще патроны и так далее. Чтобы купить сто пистолетов с патронами, нужна была масса денег. А с Запада я в гетто один раз получил 5 тысяч долларов. Это были большие деньги, но их не могло хватить.

— А какой тогда был курс доллара?

— Не помню… По-разному бывало, курс сильно колебался. Хотя доллар — это всегда было много. А пять долларов — уже целое состояние. Только не всегда они у тебя были…

— Золотой доллар, конечно, ценился выше бумажного?

— Примерно в четыре раза. Кажется, если не ошибаюсь, золотой доллар стоил три шестьдесят. Не помню только, в марках или в польской национальной валюте. Но столько он стоил.

— Вы рассказывали, что у вас был казначей, который скрупулезно учитывал все поступления и расходы. Как это было возможно в таких условиях?

— Когда есть порядочные люди, это возможно в любых условиях.

— Как вести такую бухгалтерию, если…

— Можно вести. Если человек порядочный — можно. Без вопросов. Да у меня где-то в ящике лежит эта тетрадь.

— У вас еще хранится тетрадь с расчетами?

— Лежит где-то в ящике. Наш казначей, Леон Файнер, записывал, сколько кому в месяц давали наши связные.