Бог, король и дамы! - [21]

Через несколько дней шевалье узнал, какая услуга требуется от него мадам Маргарите. Как сообщила герцогиня, ее переговоры с императором имели успех, и весьма скоро ее царственный брат сможет покинуть узилище. К несчастью, — после краткой паузы добавила Маргарита, — император Карл был столь недоверчив и подозрителен, что согласился освободить французского короля лишь при условии, что его место займут королевские дети. Однако принцы столь малы, а условия их заточения обещают быть столь суровыми, что сердце Маргариты обливается кровью. К тому же, — не переставала сетовать герцогиня, — поданные короля готовы были рисковать ради него жизнью на поле брани, но добровольно отправиться в заточение, тем более в заточение испанское, почему-то не спешили.

Шевалье де Броссар понял намек принцессы и в начале 1526 года пересек границу Испании вместе с восьмилетним принцем Франсуа и семилетним принцем Анри, к которым был приставлен воспитателем.

Как только королевские дети прибыли ко двору императора, их, как и предсказывала Маргарита, немедленно заточили. Темная почти пустая камера, отведенная мальчикам и их воспитателю, два каменных сиденья рядом с крохотным оконцем, вырубленном в толще десятифутовой стены, двойной ряд решеток на окне, тяжелая поступь стражников за дверью кого угодно могли вогнать в тоску и отчаяние. К счастью для юных принцев их воспитатель сразу понял опасность уныния, темноты и сырости, так что с первого дня принялся упражнять дух, ум и тела принцев.

Когда через пять лет заточения тринадцатилетний Франсуа и двенадцатилетний Анри наконец-то предстали пред своим отцом, король, а вместе с ним и весь двор были потрясены. Вопреки опасениям Франциска, боявшегося увидеть испуганных и изможденных малышей, в Лувр торжественно въехали сильные, уверенные в себе, вполне самостоятельные шевалье. Возможно, строгое заточение заставило подростков побледнеть и похудеть, однако это только придало принцам утонченность, которой прежде не обладали толстые и неуклюжие карапузы. Благодаря неустанным заботам воспитателя молодые люди обзавелись прекрасными манерами, не забыли родной язык, помнили о своем высоком положении и предназначении, свободно говорили по латыни, гречески, испански и итальянски и хотя не обладали поэтическим даром отца, могли слагать сносные вирши.

Очарованный новым обликом сыновей наихристианнейший король вообразил, будто они более не нуждаются в наставниках. Таким образом официально Броссар был лишен звания воспитателя королевских детей, но сохранил такую крепкую привязанность принцев, что вряд ли можно было найти хотя бы и незначительное дело, которое бы Франсуа и Анри не обсуждали с достойным дворянином.

Не все подданные короля Франциска обрадовались появлению на придворном небосводе новой звезды, однако интриги против шевалье неизменно оказывались тщетными. Дело в том, что испанская тюрьма оказала гораздо большее воздействие на благородного дворянина, чем на его воспитанников. Господин де Броссар стал сдержаннее, строже, вольно или невольно перенял суровые манеры испанских грандов, перестал рядиться в шелк и атлас самых ярких тонов и вообще научился довольствоваться малым. Нельзя сказать, будто шевалье чуждался роскоши, однако расшитый серебром черный бархат, белоснежный батист и великолепные брабантские кружева казались почти аскетичными на фоне разноцветных нарядов придворных. Да и поведение де Броссара было настолько безупречным, что придворные не могли найти у него ни одной слабости. Даже отсутствие у шевалье любовницы при веселом и распутном французском дворе не вызывало ничьих пересудов и Броссар единодушно был признан образцом благоразумия, рассудительности и благородства.

Стать всеобщим идеалом — значит покрыть себя неувядаемой славой, но вместе с тем и состариться раньше времени. И правда, в свои тридцать два года шевалье де Броссар чувствовал себя постаревшим и потому впервые попытался подумать о своей любви беспристрастно. Маргарита д'Ангулем, ставшая причиной произошедших в шевалье перемен, уже четыре года была замужем, именовалась королевой Наваррской и успела произвести на свет еще одну дочь, ставшую наследницей крохотного пиренейского королевства. Неизменно заботясь о дочерях, королева попросила Броссара начать обучение Жанны д'Альбре и довершить образование Маргариты д'Алансон, и хотя благородный дворянин согласился стать воспитателем двух принцесс, он не мог не понять, что теперь, как и раньше Маргарита беззастенчиво пользовалась его любовью.

Шевалье не гневался на королеву. Принцесса есть принцесса, говорил себе де Броссар. Его любовь не умерла, однако стала спокойнее и печальней. Шевалье сделался философом. Более того — стоиком.

Через два года после возвращения сыновей из плена Франциск I вознамерился женить принца Анри на девице из дома Медичи. Броссар без восторга встретил решение его величества — дочь итальянских банкиров не казалась шевалье достойной партией для сына Франции, пусть мать Екатерины и была французской принцессой. И все-таки, как и положено верноподданному дворянину, Броссар принялся готовить юного принца к самому важному событию в его жизни, напомнил о необходимости быть верным даме сердца и постоянным во вкусах и пристрастиях. К сожалению, воспитатель не объяснил Генриху, что дамой сердца должна быть жена, полагая, что воспитанник и сам об этом догадается. Все же Броссар несколько идеализировал королевского отпрыска и потому забыл, что он не более, чем принц. А, возможно, всю жизнь любя мечту, шевалье так и не успел приобрести необходимый жизненный опыт.