Бог, король и дамы! - [20]

Брат короля также жаждал заслужить одобрение воспитателя. Однако если шевалье Жорж-Мишель учился деликатности, то принц из дома Валуа учился у своего наставника Амио благодарности. И потому наотрез отказался лишить гостеприимного кузена спальни. Юные родственники спорили, изощрялись в изящных оборотах и расшаркиваниях, лакеи нетерпеливо переступали с ноги на ногу, господин де Виллекье, еще один воспитатель принца, каждую минуту хотел вмешаться, но Броссар и Амио каждый раз его останавливали, с интересом ожидая окончания спора. В конце-концов не каждый день встретишь деликатного Лоррена и благодарного Валуа. Наконец, несколько утомленные затянувшейся дискуссией, граф де Лош и принц де Валуа решили уложить на вожделенную кровать самого юного из кузенов — маленького принца Беарнского, и вся толпа, предводительствуемая взволнованными мальчишками, поспешила в соседнюю спальню.

Анри де Бурбон с упоением делился впечатлениями от праздника со своим воспитателем мэтром Бове и потому почти не удивился нежданному нашествию родственников, наставников и слуг. А когда кузены объяснили мальчику, в чем причина их визита, и предложили знаменитую кровать ему, малыш посмотрел на кузенов, на свою кровать и наивно заметил, что уж если на его кровати так много места, то на королевской его должно быть еще больше, и они смогут улечься там вчетвером. Шевалье Мишель даже подскочил от столь неожиданного решения, принц Александр захлопал в ладоши, а толпа, увеличившаяся на маленького Беарнца, мэтра Бове и двух лакеев, переместилась в спальню сына герцога де Гиза.

Поначалу идея спать вчетвером на одной кровати вызвала у принца де Жуанвиля лишь пренебрежительное пожатие плеч, и он даже пробурчал, будто всегда был уверен, что Анри де Бурбон боится спать в темноте. Однако стоило Генриху узнать, что кровать, о которой идет речь, принадлежала королю, как лицо мальчика просветлело и он снисходительно хлопнул принца Беарнского по плечу, уверяя, будто готов охранять его сон.

Через четверть часа три принца мирно посапывали в подушки, а шевалье Жорж-Мишель размышлял, что «сиятельство» «сиятельству» рознь. Вот он, граф де Лош и де Бар, спит на королевской кровати, а граф де Мейнвиль стережет его сон. И герцогом он станет, и на принцессе женится, зевнул шевалье. Когда-нибудь… когда подрастет…

Юный шевалье спал, видел сладкие сны и даже не догадывался, что уже мог бы быть герцогом. Если бы не глупая случайность.

Глава 6 Рассказывающая о том, как господин де Броссар сделался философом, а граф де Бар — графом де Лош вместо того, чтобы стать герцогом Алансонским

Если бы граф де Бар был несколько старше, он непременно бы задумался, каким образом его отец — младший сын младшего сына — мог жениться на принцессе из дома Валуа. Задавшись же подобным вопросом, молодой человек начал бы отыскивать людей, которые смогли бы его просветить. И, конечно, нашел бы их, ибо одним из таких людей был его дядюшка Шарль, а другим — воспитатель и опекун господин де Броссар.

Полковник де Сен-Жиль был прав — господин де Броссар не всегда был скромным воспитателем вздорного мальчишки. В свое время шевалье пришлось воспитывать двух принцев и двух принцесс, и он мог по праву назваться одним из самых влиятельных людей при французском королевском дворе.

Резвый паж, блестящий придворный, ученый секретарь — де Броссар начинал карьеру при дворе Шарля д'Алансона, отпрыска младшей ветви дома Валуа, и на этой службе не на шутку влюбился в Маргариту д'Ангулем, сестру короля Франциска I и жену герцога Алансонского. Маргарита была красива, умна и остроумна, так что немалое число дворян от безусых мальчишек до согбенных годами старцев и от маршалов до корнетов поклонялись принцессе словно богине. Впрочем, какую бы любовь не испытывал к Маргарите Броссар, принцесса была так горда и высокомерна со своими поклонниками, что самое большее, на что мог осмелиться молодой человек — так это на посвящение Маргарите греческих и латинских стихов.

А еще господин де Броссар не скупился на верную службу — в чем бы она ни заключалась. Хотя Маргарита и не любила своего супруга, она обожала дочь, так что, по воле герцогини занимаясь с ее малышкой, достойный дворянин был так внимателен, заботлив и терпелив, что крошка-принцесса весьма скоро научилась лепетать по латыни и гречески ничуть не хуже, чем по французски.

Когда в 1525 году французские войска были разгромлены под Павией, прекрасная Маргарита не могла сдержать слез. Нет, вовсе не гибель мужа заставила принцессу лить слезы, хотя вдовствующая герцогиня Алансонская со вздохом сожаления надела черные одежды, предписанные трауром. Маргарита убивалась из-за брата и в своей преданности Франциску не побоялась отправиться в Испанию, дабы путем переговоров вызволить из заточения короля, ставшего пленником императора Карла.

Вряд ли стоит говорить, что господин де Броссар последовал за своей богиней, и вряд ли стоит упоминать, что молодой человек постарался использовать весь свой ум, всю изобретательность в надежде послужить Маргарите. Броссар смог свести дружбу со многими испанскими дворянами и потому вовремя узнал о грозящей госпоже опасности, когда император вознамерился захватить в плен сестру короля, заметив, что герцогиня забыла о сроках безопасного пребывания в его землях. Спешный отъезд из Испании, ставший возможным благодаря предусмотрительности и преданности шевалье, впервые заставил Маргариту более внимательно посмотреть на молодого дворянина, и она подумала, что совершать подобные безумства в Испании мог либо человек очень корыстный, либо очень влюбленный. Позднее, перебирая бумаги, принцесса обнаружила целую связку латинских стихов Броссара и решила, что столь влюбленный, но вместе с тем и столь деликатный человек должен быть весьма полезен в ее положении.