Бог, король и дамы! - [202]

— Да ладно, Анжу их помирит, — беззаботно махнула рукой Диана, кивая на парочку принцев, направлявшихся к таинственному графу.

— После того, как граф де Лош увел у герцога двух принцесс из-под носа? — усомнилась Шарлотта.

— Что с того? — с превосходством глядя на баронессу, бросила Луиза. — Не будет же Гиз ссориться с королем Филиппом и его святейшеством.

Уловив недоуменный взгляд Соланж, графиня продолжили тоном уже более мирным, но столь же снисходительным.

— Да-да, мой кузен племянник его католического величества и крестник самого папы.

Нет, все это было настолько странно, что Соланж предпочла бы вернуться домой, но если Антуану и удалось испросить для жены разрешение удалиться в Азе-ле-Ридо, то ему самому и Соланж предписано было оставаться в Париже. В столице Сен-Жили поселились в небольшом отеле, заблаговременно купленном полковником, и потому могли позволить себе появляться не на каждом празднике, а через один, и наслаждаться визитами приятных им людей, а именно: двух кузенов Монтескью и короля Наваррского, частенько приходившего поговорить с дядей Сен-Жилем, а также поприветствовать «кузиночку».

Кузен Наваррский нравился Соланж много больше кузенов де Монтескью, хотя бы потому, что не смотрел на девочку свысока и с удовольствием болтал с ней обо всем на свете. Рассказы о Наварре и Азе-ле-Ридо, о Сорбонне и шинонском монастыре, об охоте и танцах доставляли родственникам неподдельное удовольствие. А уж когда Соланж призналась кузену, каким образом избавилась от внимания его супруги, юный король и вовсе пришел в восторг.

Разговоры короля с господином де Сен-Жиль были гораздо серьезнее и касались дальнейшей политики Генриха де Бурбона. По мнению Антуана племяннику следовало как можно скорее покинуть Париж, поскольку угар свадебных торжеств мог не только помирить недавних врагов, но и рассорить их пуще прежнего. Как утверждал полковник, для ссоры требовалось немногое — несколько лишних бутылок вина, некстати вспыхнувшие воспоминания, вздорное поведение какой-нибудь фрейлины или проигрыш безобидного пари.

Господин де Сен-Жиль вообще был недоволен королевским двором, находя, что он сильно изменился со времени его последнего посещения, причем не в лучшую сторону. Еще в Блуа полковник нечаянно столкнулся с графом де Лош и де Бар и пара минут ничего не значащей беседы оставила отвратительные впечатления у обоих собеседников. Как это было ни удивительно для двух столь несхожих людей, но шевалье и граф размышляли об одном и том же. Весьма редко появляясь в Турени, его сиятельство тем не менее досадовал, что в нарушении всех правил элементарной вежливости шевалье де Сен-Жиль не явился к нему в Лош, дабы представиться самому знатному вельможе провинции. Почтенный же дворянин, уже давно ставший самым уважаемым и влиятельным обитателем Турени и признанным арбитром во всех разногласиях местного дворянства, искренне недоумевал, как мог этот юноша вопреки всем правилам вежливости и хорошего тона не явился к нему в Азе-ле-Ридо дабы по всей форме представиться самому почтенному и знатному дворянину края.

«Самовлюбленный павлин», — мысленно вынес приговор полковник де Сен-Жиль, когда граф небрежно кивнул на прощание. По мнению старого дворянина, за двенадцать лет, минувших после встречи с юным шевалье, его сиятельство ничуть не изменился, был столь же вздорен, хвастлив и самонадеян.

«Надменный медведь», — недовольно бормотал Жорж-Мишель, с трудом сдерживая раздражение. В отличие от полковника он не узнал давнего знакомого и теперь от души удивлялся, как при такой спеси и ригоризме полковник не присоединился к протестантам и почему он не спешит укрепить его армию своим полком.

Господин де Сен-Жиль не имел пристрастия к авантюрам и потому больше интересовался делами семьи и друзей, чем планами графа де Лош и адмирала де Колиньи. В Париже старый дворянин попытался отыскать Александра, но оказалось, что найти воспитанника было ничуть не легче, чем иголку в печи для хлеба. Прежде всего благородные дамы и господа не могли вспомнить шевалье де Бретея, однако простое именование «шевалье Александр» было им явно знакомо. К сожалению, на расспросы полковника придворные только многозначительно переглядывались, а редкие ответы были столь странными и уклончивыми, что Антуан не знал, что и думать. В одном случае господа уверяли, будто столь почтенному и умудренному сединами старцу не пристало интересоваться шевалье Александром. В другом — что и вельможи познатнее полковника не могли напасть на след молодого человека.

Единственная причина, по которой полковник не швырял собеседникам перчатку в лицо, заключалась не в его преклонном возрасте, а в том, что почтенный дворянин не мог уловить скрытого смысла в речах придворных. К тому же господин де Сен-Жиль не понимал, какое семейство при дворе может оказаться знатнее его. Наконец, после многих бесполезных разговоров и не менее бесполезных трат старый дворянин напал на след воспитанника. Как оказалось, шевалье Александр возжаждал подвигов и отправился на войну. Антуан был не в восторге от подобного решения, но не мог сердиться на мальчика, поддавшегося порыву возвышенных чувств.