Бог китов - [5]

Шрифт
Интервал

На большом камне неумелой рукой наискосок нарисован плывущий кит. Рядом одинокий убогий крест. Опустившись на колени, Сяки повторил у могилы предков молитву, которую произнес перед этим в храме.

Помолившись, он неторопливо пошел между могилами. Теплые лучи солнца ласково грели плечи и затылок, и Сяки с облегчением чувствовал, как исчезает притаившаяся в каждой мышце усталость.

На кладбище были могилы и без надгробий – просто четырехугольные ямы, выложенные гранитом. Возле одной из них Сяки вдруг остановился. Ему показалось, что там кто-то есть. Затаив дыхание, он посмотрел вниз. В яме, на гладких камнях, скорчившись, лежала девушка. Сяки спрыгнул к ней.

– Эй! – закричал он, – пытаясь поднять ее. – Тебе плохо? Отнести тебя домой? Вставай же!

Но смуглая, бедно одетая рыбачка не пошевелилась и только покачала головой. Нетрудно было заметить, как судорожно сжимается от боли ее тело. На синевато-белом лбу блестели капельки пота. Сквозь стиснутые зубы вырывался протяжный стон и, как вода, растекался по камням.

– Позвать священника? Я был на разделке, думал, ты там. Мне и в голову не пришло бы искать тебя здесь. Ну, так сбегать за священником?

Наморщив блестевший от пота лоб, Эй с трудом улыбнулась:

– Мне священник не нужен. Мне никто не нужен.

Сяки не знал, что делать. У его ног под жгучими солнечными лучами лежала девушка и, хватаясь за сухую траву в трещинах между камнями, корчилась от боли, а в глазах ее светилась удивительная мягкость. Вздохнув, он перевел взгляд на ряды сверкавших белизной надгробий, на скалистый коричневый мыс за ними и на дышащее теплой истомой море.

– Я… – Ее голос звучал еле слышно. – У меня ребенок.

– Ребенок?

От волнения Сяки умолк, а когда заговорил снова, в его голосе слышалось благоговение.

– Чем я могу помочь? Я все сделаю.

– Тяжко! – пробормотала она рассеянно.

И Сяки удивился той нежной слабости, которая звучала в голосе этой, привыкшей к невзгодам, суровой, несмотря на свою юность, женщины. Он растерянно смотрел на ее бледное лицо.

– Пойдите домой, принесите горячей воды. Только никому ни слова.

– Я мигом!

Сбросив дзори, Сяки выскочил из могилы.

Сестра еще не вернулась. Он быстро согрел воду, достал из шкафа кусок белой материи, приготовленной для следующей охоты, и как можно осторожнее, чтобы не пролить воду, вернулся к могиле.

Эй лежала в той же позе, на каменном дне, глядя ясными глазами в небо. Сяки поставил ведро с горячей водой у ее колен и рассеянно прислушался к смеху и брани, доносившимся из сараев.

Из-под края кимоно тянулась струйка крови. Она мягко, словно нитка, ползла по расщелине большого камня. В палящих лучах солнца кровь быстро запекалась и теряла естественный блеск. Молодой человек, сбросив хао-ри, накрыл им Эй и сжал крепкими пальцами ее дрожащую руку.

– Прости меня, – прошептала она еле слышно.


Жалкий домишко ютился у подножия нависшего над морем утеса. О том, что в нем кто-то живет, можно было догадаться лишь по свету в щелях двери, сколоченной из старых досок. Ветер с моря свирепо бил в затылок. После некоторого колебания Сяки постучал. Закутанная в лохмотья старуха встретила его подозрительным взглядом. Эй, сидевшая, в углу, посмотрела на него, но тут же отвела глаза, словно его тут и не было.

В каморке хоть шаром покати: деревянная бадья да три старых ящика. В одном из них Сяки увидел младенца, который спал беспокойным сном. Не говоря ни слова, он сел рядом с девушкой, придвинул к себе бадью, полную ракушек, и, вытаскивая их из воды, начал ловко отделять ножом мясо от раковин. Протаскивая нить левой рукой, он мгновенно протыкал иглой дрожащее тельце моллюска.

Старуха, повернувшись лицом к стене, а к молодому человеку спиной, вила из соломы веревки для сетей по заказу артели. Весь дом – одна комната. Дверь пронзительно скрипела под ударами ветра, а когда он стихал, было слышно, как потрескивал фитиль в лампе. Ловкие, гибкие, словно китовый ус, руки молодого человека проворно делали свое дело. Уже семь или восемь нитей с нанизанной на них наживкой уложены в ведро. Прервав работу, девушка подняла глаза.

– Зачем вы это? – спросила она глухо и тут же перевела взгляд в дальний угол комнаты. – Зачем вы всем говорите, что это ваш ребенок? Ведь это неправда. Хотите принести себя в жертву?

– Причем здесь жертва? – ответил Сяки, продолжая проворно работать.

– Как же вы женитесь на Toe, если будете говорить, что это ваш ребенок?

– Toe или не Toe – какое дело, – буркнул он и осторожно начал скручивать нить с наживкой.

Эй помолчала, только глаза ее сверкнули.

– Значит, вы раздумали мстить Богу Китов?

– Бога Китов я убью, не об этом речь, – ответил он раздраженно и, нечаянно уколов палец, прищелкнул языком. – Бога Китов я убью! А Тое, усадьба, имя – все это одна морока.

Эй наклонила голову и взяла новую нить. Но игла в ее пальцах двигалась медленно. По всему было видно, что ее мучает еще что-то. Вдруг, снова подняв голову, она вызывающе взглянула на Сяки.

– Вы в самом деле не хотите знать, чей это ребенок?

– Чей бы ни был. Я не собираюсь спрашивать тебя об этом, – недовольно ответил Сяки. Закончив еще одну нить, он почерпнул воды из бадьи и ополоснул руки.


Рекомендуем почитать
Веселие Руси

Настоящий сборник включает в себя рассказы, написанные за период 1963–1980 гг, и является пер вой опубликованной книгой многообещающего прозаика.


Вещи и ущи

Перед вами первая книга прозы одного из самых знаменитых петербургских поэтов нового поколения. Алла Горбунова прославилась сборниками стихов «Первая любовь, мать Ада», «Колодезное вино», «Альпийская форточка» и другими. Свои прозаические миниатюры она до сих пор не публиковала. Проза Горбуновой — проза поэта, визионерская, жутковатая и хитрая. Тому, кто рискнёт нырнуть в толщу этой прозы поглубже, наградой будут самые необыкновенные ущи — при условии, что ему удастся вернуться.


И это тоже пройдет

После внезапной смерти матери Бланка погружается в омут скорби и одиночества. По совету друзей она решает сменить обстановку и уехать из Барселоны в Кадакес, идиллический городок на побережье, где находится дом, в котором когда-то жила ее мать. Вместе с Бланкой едут двое ее сыновей, двое бывших мужей и несколько друзей. Кроме того, она собирается встретиться там со своим бывшим любовником… Так начинается ее путешествие в поисках утешения, утраченных надежд, душевных сил, независимости и любви.


Нэпал — верный друг. Пес, подаривший надежду

Когда чудом выживший во время неудачной спецоперации Джейсон Морган многие месяцы балансировал между жизнью и смертью на больничной койке, где-то уже появился его будущий друг — маленький черный лабрадор Нэпал. Его выбрали, чтобы воспитать помощника и компаньона для людей с особыми потребностями и вырастить пса, навыки которого трудно оценить деньгами. Встреча с ним изменила жизнь прикованного к инвалидной коляске Джейсона, одинокого отца троих сыновей. Из измученного болью инвалида мужчина стал опорой и гордостью для своих детей, тренером футбольной команды, участником Игр воинов и марафона, гостем телепередач и Белого Дома — и везде вместе с верным Нэпалом он рассказывает о том, каким чудом может быть дружба человека и собаки.


Двенадцать обручей

Вена — Львов — Карпаты — загробный мир… Таков маршрут путешествия Карла-Йозефа Цумбруннена, австрийского фотохудожника, вслед за которым движется сюжет романа живого классика украинской литературы. Причудливые картинки калейдоскопа архетипов гуцульского фольклора, богемно-артистических историй, мафиозных разборок объединены трагическим образом поэта Богдана-Игоря Антоныча и его провидческими стихотворениями. Однако главной героиней многослойного, словно горный рельеф, романа выступает сама Украина на переломе XX–XXI столетий.


Лабиринт Минотавра

Современный напряженный психологический роман. Судьба открыла перед главным героем неожиданные страницы… Обычный звонок, который перевернул всю его мягкую жизнь. Как поступить? Быть на стороне Власти? Богатства? И – тогда жив. Или… не откупаться от совести под давлением обстоятельств? Это значит, потерять свободу и… больше. Как отличить палача от жертвы? Психическая атма человека с вкраплениями мощного метафизического текста. Книга о пределе личной свободы и о пределе воли человека.