Бог из машины - [5]

– Поразительно, – сказал Харман, хотя на его лице не было и тени каких-либо эмоций. - Невероятно.

– Стадо фанатиков, – с убеждением сказал комендант. – Кстати, в полдень мы будем публично казнить тех, кого отловили. Если хотите, можете прийти посмотреть. Зрелище обещает быть поучительным.

– Я хотел бы вручить вам мой рапорт, господин обер-штурмбанфюрер,- произнес Харман. -И мне предписано как можно скорее начать работу с ценностями.

В это время денщик коменданта вынес из дома тазик с горячей, благоухающей одеколоном водой и полотенце.

– Переходим к водным процедурам, – довольно сообщил фон Риббель и после паузы добавил: – Да не торопитесь вы с работой, обер-лейтенант. Отдыхайте сегодня, осмотрите лагерь, восстановите силы после дороги, а завтра и приступите.

– Вы не доверяете мне, господин оберштурмбанфюрер? – спросил Харман.

Фон Риббель выдержал паузу и сказал:

Сегодня на рассвете привезли тела ваших солдат. Разумеется, оружия при них не оказалось. Мотоциклы были сожжены. Не беспокойтесь, в соответствующие инстанции мною уже доложено… Извините, я должен поплескаться… Вон в том здании находится наша канцелярия. От моего имени попросите Фельдера показать вам лагерь, если вы этого хотите, конечно. И еще. В двадцать ноль-ноль приглашаю вас к себе на небольшое торжество. Будут присутствовать все офицеры лагеря. Честь имею.

В лагерной канцелярий ходил, без особой нужды покрикивая на подчиненных писарей, штурмбанфюрер Карл Фельдер. Увидев Хармана,он сразу оживился и потащил обер-лейтенанта к себе в кабинет – мрачную, затхлую комнатушку.

– Коньяку, извините, не держим, но шнапс имеется, – заявил Фельдер, когда они расположились в креслах. – Вы как насчет этого дела? Впрочем, давай-ка я буду называть тебяна "ты", ты не против?

– Мне все равно, – ответил Харман.

– А насчет "этого дела"? – не отставал Фепьдер.

– Мне все равно, – повторил Харман. – Mогу пить. А могу и не пить.

Бывает, – добродушно согласился штурмбанфюрер. – Помню, в Гартвейме был у нас один непьющий… То ли Ганс, то ли Фриц его звали… забыл. Плохая у меня память на фамилии и имена стала. Да и откуда ей взяться? Тут кругом одни номера… Заключенный номер триста двенадцать дробь шестьсот двадцать? Вот он! Заключенный пятьсот тридцать дробь двести два? А вот он, на левом фланге… стервец. Все – как на ладони! О чем это я?.. Ладно, давай выпьем!

Они опрокинули в себя мутный шнапс.

– Ты говорил о Гартвейме, – напомнил Харман. – Что это?

– Ах, да… В Гартвейме – это бывший замок в Австрии – готовили мастеров заплечных дел для таких воспитательных заведений, как наш Харвиц. С чувством, основательно готовили. Лекции там всякие или, скажем, практические занятия. Вот ты кем был до войны?

– Я был студентом, – повинуясь подсказке внутреннего голоса, сказал Харман. – Студентом искусствоведческого факультета в университете…

– Очень хорошо, – сказал Фельдер. – Ну а я учился на медика, недоучился только. Война помешала. И вот те занятия по анатомированию трупов в подметки не годятся занятиям в Гартвейме. Блевали мы первое время, что было – то было. Проблюешься, бывало, зальешь отвращение и страх шнапсом – и по бабам, в самоволку. Ничего, потом привыкли… Так вот этот самый то ли Фриц, то ли Ганс не пил совсем, понимаешь, язва у него была, наверное, и что ты думаешь? Через месяц повесился на кальсонах в уборной!

Они опять выпили.

– Сам-то ты откуда родом? – полюбопытствовал Фельдер.

– Я родом из Берлина, – сказал Харман.

– Земляки, значит. – Фельдер хлопнул обер-лейтенанта по плечу. – Позволь мне называть тебя по имени, а? Извини только, не помню, как тебя зовут.

– Зови меня просто Харман. Я так привык.

– Харман так Харман, – проворчал Фельдер.

После третьей рюмки он показал обер-лейтенанту фотографию, на которой миловидная голодая женщина держала на коленях белобрысого карапуза с сачком в руках.

Это моя Инга, – с неожиданной нежностью сказал Фельдер. – А это – Фридрих, отпрыcк мой. Теперь уже в школу ходит. Они сейчас в Берлине. Будешь уезжать, захватишь им от меня посылочку небольшую?

– Конечно, – сказал Харман.

Затем штурмбанфюрер безуспешно попытался выудить из Хармана свежие анекдоты и без всякого перехода сообщил, что фон Риббель – аристократический болван, а Шарц – дремучий громила, но, впрочем, слова о коменданте он берет обратно, и не потому, что тот – начальник, а просто потому, что фон Риббель устраивает сегодня пирушку, бог знает, под каким предлогом…

Фельдер еще выпил и чуть заплетающимся языком осведомился, каковы планы Хармана на этот день. Не дожидаясь ответа, вскричал:

– Давай-ка, дружище Харман, я покажу тебе наши владения! Небольшая экскурсия, а? Правда, это не Берлин, но и у нас посмотреть есть на что. Весьма поучительно. Как в зоопарке. Давно ты был в последний раз в зверинце?

Что они ко мне пристали, думал Харман. Зачем мне нужен этот осмотр Харвица?

Что-то в нем упорно сопротивлялось "экскурсии" по лагерю. Он то ли думал, то ли чей-то голос звучал у него в мозгу: "Ты не должен допускать никаких отклонений от плана, а эта "экскурсия" в план не входит… Ценности, эвакуация ценностей – вот твоя цель…"