Бог. История человечества - [67]
7. Аллан Симмонс заметил: «Многие, хотя и не все исследователи согласны с выводом, что первое одомашнивание основных животных произошло в Северном Леванте и Юго-Восточной Турции, а не в Южном Леванте». В поддержку этого наблюдения и аргумента, что «одомашнивание животных следует считать результатом перехода к оседлому образу жизни, а не его катализатором», Симмонс приводит археологические данные из Гёбекли-Тепе и других неолитических стоянок Юго-Восточной Турции. Соглашаясь с Симмонсом, Йорис Петерс утверждает, что одомашнивание животных произошло гораздо позже того, как люди оставили жизнь охотников и собирателей и перешли к более оседлому образу жизни: «Морфометрические и косвенные свидетельства показывают, что одомашнивание овец и, возможно, коз происходило в южных предгорьях Тавра во время раннего докерамического неолита В [около 7600–6000 годов до н. э.]… Поэтому внедрение в экономику этих ранних поселений овец и коз менее “революционно”, чем можно подумать по самому термину “неолитическая революция”… Согласно археозоологическим и палеоботаническим свидетельствам, масштабные климатические изменения и/или ухудшение ландшафта сейчас кажутся маловероятными, что подкрепляет идею, что переход к одомашниванию животных был в основном вызван социокультурными факторами». См.: Allan Simmons. The Neolithic Revolution in the Near East: Transforming the Human Landscape. Tucson: University of Arizona Press, 2007. P. 141–142; Joris Peters et al. Early Animal Husbandry in the Northern Levant // Paléorient 25/2 (1999). P. 27–48.
8. Jacques Cauvin. Birth of the Gods. См. также: LeRon Shults. Spiritual Entanglement: Transforming Religious Symbols at Çatalhöyük // Religion in the Emergence of Civilization: Çatalhöyük as a Case Study. Ian Hodder (ed.). Cambridge: Cambridge University Press, 2010. P. 73–98; Ian Hodder. Symbolism and the Origins of Agriculture in the Near East // Cambridge Archaeological Journal 11/1 (2001). P. 108.
Иэн Ходдер верно отмечает, что «религия или новые формы представления о действующих силах не столько стали основными причинами одомашнивания растений и животных и появления постоянных деревень – религия и связанная с ней символика были прочно укоренены в новом образе жизни. Религия играла основную роль: позволяла представить себе новые формы действующих сил, учреждала новый символический мир насилия, посредством которого могли быть установлены новые долгосрочные общественные и экономические отношения; однако нет убедительных свидетельств, что она была главной и независимой причиной всех этих изменений». См.: Ian Hodder. The Role of Religion in the Neolithic of the Middle East and Anatolia with Particular Reference to Çatalhöyük // Paléorient 37/1 (2011). P. 111–122. См. также: Ian Hodder. Symbolism and the Origins of Agriculture in the Near East. P. 108.
1. Версий шумерской легенды о потопе множество, но разделить их можно на три категории: шумерский рассказ о потопе, написанный на шумерском; сказание об Атрахасисе, написанное на аккадском и датируемое примерно 1700 годом до н. э.; и табличка XI «Эпоса о Гильгамеше», тоже написанная на аккадском и относящаяся к XII веку до н. э. Сюда же можно добавить недавно обнаруженную «табличку ковчега», которую ее переводчик Ирвинг Финкель датирует примерно 1750 годом до н. э. Моя версия шумерского рассказа о потопе составлена из двух переводов сказания об Атрахасисе – первого (и лучшего), выполненного Стефани Далли в «Мифах Месопотамии» (Myths from Mesopotamia), и второго, сделанного Бенджамином Фостером (Before the Muses: An Anthology of Akkadian Literature. Bethesda: University of Maryland Press, 2005); также я учел материал «таблички ковчега» в переводе Ирвинга Финкеля (The Ark Before Noah: Decoding the Story of the Flood. N. Y.: Doubleday, 2014) и вдобавок вавилонскую версию из «Эпоса о Гильгамеше» также в переводе Далли (с несколькими моими украшательствами).
2. Первые образцы шумерской письменности недалеко ушли от пиктограмм, когда каждый символ соответствует определенному физическому объекту. Например, изображение кувшина обозначает слово «пиво». Со временем эти изображения приобрели фонетические значения, дающие определенные звуки – например, bar, la или am. Соединяя и перекрещивая клинописные строчки, шумеры смогли создать своего рода алфавит примерно из шестисот символов.
Интересно, что первые письменные тексты были не мифами о сотворении мира или великими эпосами о деяниях богов и героев. Это были древние эквиваленты налоговой документации, списки доходов и расходов; подсчет овец, коз и крупного рогатого скота; методичная фиксация того, кто кому сколько должен. Таким образом, письменность возникла исключительно для облегчения бухгалтерии. Только намного позже в этих числовых текстах стали сочетаться слова и цифры, порождая сложные предложения; и еще позже эти предложения были наконец объединены в пространные, незабываемые мифы, которые на тысячелетия вперед определили религии этого региона.
