Бог. Истина. Кривды. Размышления церковного дипломата - [18]

Для немалого числа людей эта горькая правда значит больше, чем любые сбалансированные и компромиссные тексты титулованных богословов или политкорректных спикеров.

Мир конфессий и религий: истина и «правды»

Со Христом или с велиаром?

Теперь – о том, о чем давно хотел написать. О разных конфессиях и религиях. Кстати, в сотый раз напомню, чем отличаются эти два слова. Наши чиновники и журналисты запросто могут произнести какую-нибудь абракадабру вроде «христианской концессии, мусульманской церкви и иудейской деноминации». На самом деле «конфессия», в переводе с латинского, – это исповедание, и термин этот употребляется внутри христианства для обозначения, например, католиков или протестантов (среди последних более мелкие ответвления обычно именуются деноминациями). У мусульман различные направления именуются мазхабами. Ни один ученый или политик на Западе, где и возникло слово «конфессия», не назовет так ислам или индуизм. Подобные крупные явления – как и христианство с иудаизмом – именуются религиями.

Так вот, сначала – именно о конфессиях, то есть о направлениях, условно говоря, «христианства» (настоящими христианами я считаю только православных, включая старообрядцев-«поповцев»). И прежде всего – о римо-католиках.

Так называемые католики

С ними я познакомился очень рано – году в 1982-м. Заходил в московский костел, скоро познакомился там с молодежью и священником – отцом Станиславом Мажейкой. Приход представлял из себя удивительный сплав трех групп: старушек с польскими корнями, иностранных студентов (особенно из Польши и Венгрии) и московских интеллигентов (из этих многие не остановились на католицизме и продолжили менять конфессии, религии, а затем и страны). В будние дни на мессы ходили в основном пожилые женщины. Они же и пели под фисгармонию – помимо богослужебных песнопений, еще польские христианские гимны тридцатых-сороковых годов. Друг с другом и с молодежью почти не общались – и по лицам этих женщин можно было легко догадаться о сложной судьбе, которая приучила их к осторожности. Отец Станислав, очень пожилой литовец, вел себя совершенно по-советски. Проповедовал о миротворчестве советского правительства, ругал американский империализм, старался не говорить лишний раз с прихожанами.

А вот студенты были совершенно замечательные. И для нас, молодых христиан советской Москвы, было удивительно видеть и понимать, что юные поляки, чехи, венгры, кубинцы могут быть открыто верующими людьми, петь в храме по воскресеньям – и не считаться маргиналами, психами или «неблагонадежным элементами». Между прочим, пели в московском костеле и христианские гимны, популярные среди членов «Солидарности». В общем, посреди угрюмого брежневско-андроповского времени можно было вдруг увидеть: христианская молодежь существует. Более того, она может быть уверена в себе – и побеждать в гражданском действии.

Понятно, почему в костел тогда ходило немало православных – кто-то в результате становился католиком, но таких было не большинство. В основном москвичи просто хотели общаться с людьми из «другого мира». Появлялись в костеле на Лубянке (!) и зарубежные клирики – иногда можно было их куда-то пригласить, расспросить о религиозной жизни на их родине. Реальных миссионеров среди них было немного – скорее они ехали либо с политическими целями, либо просто чтобы посмотреть на «дикую страну». Как-то принимал у себя дома одного такого – отца Дугласа Доуссэна из Нового Орлеана. Он зачем-то привез в Москву кучу картинок с Майклом Джексоном и шоу-площадкой Mardi Gras World – но небольшая компания, собравшаяся у меня, вдруг с изрядной долей наглости сказала ему, что американская попса нам не более симпатична, чем советская, а Штатам хорошо бы бросить республиканские заблуждения и построить христианскую монархию, которая однажды возродится и на месте СССР.

Попадали в Россию и передачи Радио Ватикана, и «тамиздатская» католическая литература. Многие православные читали и слушали. Некоторые даже присоединялись к «розарию» – молитве Божией Матери, которая транслировалась из Рима каждый вечер. Однако многие уже тогда предупреждали: не надо думать, что влияние латинян так уж безопасно. Тем более не надо игнорировать различий в вероучении, духовной и молитвенной практике, общественных идеалах Православия и «католицизма». Кстати, даже право на термин «католическая» – то есть всеобщая, вселенская – многие православные за общиной с центром в Ватикане не признают, потому что считают истинно «кафолической» Церковью именно Православную.

Вероучительные различия двух сообществ хорошо известны. Это придуманное Западом новшество в Символе веры – Filioque, то есть учение о том, что Дух Святой исходит не только от Бога Отца, но и от Бога Сына (или «через Него»). Казалось бы – мелочь какая-то, тема для узкого круга богословов… Однако, если в основание дома положен кривой фундамент, оно все будет кривым – а то и разрушится. Стройное учение о том, что и Бог Сын рождается от Отца, и Бог Святой Дух исходит от Него же, в Риме подменили неопределенной новой «логикой». Не случайно о ней иногда говорят как о предпосылке разделения властей в западной модели государства – разделения, предполагающего конфликт и взаимное недоверие, которого не должно быть в обществе, скрепленном истиной, любовью, а не напряженным «балансом интересов». Одновременно это учение породило доктрину власти в Церкви одного лица – Православие же учит о соборности, укорененной в представлениях о равенстве Отца, Сына и Святого Духа, скрепленных не властью, а любовью, общением, внутренним единством.