Бог и вирус, или Амулет - [3]

Ни слова в новостных сводках. Ни слова у блогеров. Ни слова в Фейсбуке. Ни слова в Твиттере. И это меня действительно насторожило.

Тут я вспомнил про Гэвина. Он был уже довольно именитым научным журналистом, который достаточно бойко и популярно писал о био- и нейронауках. Я с ним никогда не встречался, но видел в нем родственную душу, потому что и ему время от времени приходилось спорить с Рюдигером. Однажды Рюдигер даже забраковал его статью. В ней Гэвин приводил новые результаты исследований мозга, среди них то, что — с точки зрения его любимого корифея профессора Пфайфера — у веры в высшие силы есть в мозге конкретное место, мило названное «зона Бога» или же «божественный локус». Даже смягчение «Бога» на «высшее существо» не умилостивило Рюдигера.

А до того Рюдигер участвовал в кампании против включения астрономии в школьную программу: «Они там преподают только атеизм». Во главе с мракобесами и фундаменталистами.

Что могло бы быть проще, чем расспросить Гэвина? Мне оставалось только самому быть бдительным и не разболтать то, что я знал, — как бы ни хотелось мне это с ним обсудить. Так что я использовал в качестве предлога Рюдигера, созвонился с Гэвином по скайпу и немного поныл по поводу моей статьи. И, конечно, тут же получил поддержку Гэвина, ответившего сдержанной бранной тирадой в адрес Рюдигера. Он рассказал про последнее требование редактора: в статье о ранней истории эволюционной теории Дарвина отдать чуть больше справедливости его американскому другу Эйсе Грею. Ботаник Грей утверждал, что ни селекция, ни слепой случай не могут влиять на высшее развитие, если его вариации изначально не заложены в Исходном Проекте. Это было выражено настолько в стиле XIX века, что пришлось переспросить: что, и сейчас нужно использовать тот уровень аргументации и научных знаний? Какая внешняя высшая инстанция задает направление эволюции, уже можно было не спрашивать. Дарвин, по словам Гэвина, пришел бы в ужас. А он сам собирается опубликовать на своей странице это «редакторское мнение»!

Это мне помогло найти повод для того, чтобы перевести разговор на тему коэволюции человека и микроба. Если дальнейшее развития человека разумного также будет протекать под влиянием инфекционных болезней, не таится ли за эпидемиями внешняя задающая направление инстанция Эйсы Грея?

Гэвин всхлипнул и захихикал как школьница:

— Ты делаешь из Бога вирус!

Никакие новости про пандемию до него, похоже, пока не дошли. Или он, так же как и я, держал рот на замке.

На следующий день после укола поднялась «небольшая температура», о которой предупреждала Хелен. Конечно, 37,8 градусов — это объективно не так много, но я сидел со стучащей, пылающей головой и страшился за свою жизнь. Может быть, институт Хелен ошибся? Я был подопытным кроликом: как идут дела у других кроликов, коллег Хелен? Несколько лет назад во время одного клинического испытания в Англии жалкие участники эксперимента чуть не сдохли, у них опухли головы, и никакое средство не помогало. Я лежал на диване, пил литрами тоник (хотя бы ради хинина) и включил телевизор. Но новости и постоянно идущие по кругу ток-шоу только усиливали пекло за моим лбом. Хелен приносила мне мокрые полотенца и холодный лечебный чай, который был по-настоящему горьким. Как и полагается лекарству.

На ней была медицинская маска и почти прозрачные резиновые перчатки, которые придавали ее рукам шелковистый блеск. Разве ей не надо было в институт? Или раскрылось, что она впрыснула шприц мне, и ее выгнали? Но она отмахнулась, и я увидел, что, наклоняясь ко мне, она пыталась сохранить самообладание.

— Мне так жаль, — прошептала она. — Я была эгоистичной и глупой, мне нельзя было полагаться на результаты опытов с шимпанзе. У моего коллеги Хеффнера высокая температура, за сорок. На Туркура наше средство, похоже, вообще не подействовало. Шеф назвал опыты на себе провалом. Болезнь свирепствует, в том числе и в институте. Мне надо оставаться дома и наблюдать за тобой, а решение о дисциплинарных мерах он примет, когда «нынешняя ситуация закончится».

Она взяла у меня немного крови и поехала в институт вопреки указанию, чтобы исследовать пробу. По-другому невозможно. И если шеф хочет ее уволить, то пусть увольняет!

— Если температура поднимется выше тридцати девяти или заметишь что-то необычное, позвонишь мне на мобильный.

Я лежал и награждал шефа Хелен всевозможными красочными эпитетами, которые она по своей природной сдержанности не употребила. Затем я снова спорил с Рюдигером и в конце концов задался вопросом, имеет ли вообще смысл писать о квантовой пене и черных дырах на краю галактики, когда мир вокруг горит? Террористы взорвали поезда метро; мнимые борцы за свободу нанимали в солдаты детей; в центральной Азии этнические группы, чьи названия я даже не знал, вцепились друг другу в горло; в США, чтобы защитить нерожденную жизнь, убили сторонников абортов — а я писал о квантовой пене и черных дырах! А теперь к этому еще добавилась и пандемия, о которой умалчивают ВОЗ и все национальные инстанции и от которой нет никакой защиты. Разве что нелегальная неиспытанная инъекция, которая производит в голове горящие мельничные колеса, то катающиеся по кругу, а то врезающиеся в череп слева или справа. При 37,9 градусах я задумался о теории заговора и поймал себя на антисемитских мыслях: Ближний Восток, от Сирии до Синая — что, если за этим стоит израильская лаборатория по разработке биологического оружия? Конечно, израильтяне этого даже не стали бы отрицать. Они хотели превратить мозги палестинцев в месиво? Но сначала им надо было обезопасить себя. И все это сохранить в строжайшем секрете. Или поделиться тайной только с американцами. Нет, об этом Хелен мне обязательно бы рассказала.