Бог и человек по богословию В. Н. Лосского - [20]

Например, в образе мыслей восточных отцов, очищенное от аристотелизма богословское понятие «ипостаси» означает скорее не «индивид», а «личность» в современном понимании этого слова. Действительно, наше представление о человеческой личности, как о чем‑то «личностном», делающем из каждого человеческого индивида существо «уникальное»‚ совершенно ни с кем не сравнимое и к другим индивидуальностям несводимое — дало нам именно христианское богословие. Философия древнего мира знала только человеческие индивиды.

«Человеческая личность не может быть выражена понятиями, — утверждает В. Лосский; - она ускользает от всякого рационального определения и, даже, не поддается описанию, так как все свойства, которыми мы пытались бы ее охарактеризовать, можно найти и у других индивидов. “ Личное» может восприниматься в жизни только непосредственной интуицией, или же, передаваться каким‑нибудь произведением искусства. Когда мы говорим: “ Это — Моцарт» ‚ или “ это — Рембранд» то каждый раз оказываемся в той “ сфере личного» которой нигде не найти эквивалента.[174] Но, какое это имеет отношение к рассматриваемой нами теме? Ведь в жизни преизбыто- чествуемой Святой Троицы, и в жизни, даже самой высокой и святой, смертного человека, так мало аналогов! Тем не менее, вышеприведенные рассуждения помогают глубже понять преп. Иоанна Дамаскина, когда он говорит, что человеческие личности разъединены и не существуют одна в другой, а в Святой Троице, наоборот, Ипостаси находятся одна в другой.[175] Дело личностей различно, дело же Лиц Божественных не различно, ибо «Три», имея одну природу, имеют и одну волю, одну силу, одно действие. «Божество нераздельно в разделенном, подобно тому, как в трех солнцах, тесно друг к другу примыкающих, и никаким расстоянием не разделяемых — одно и смешение света и слияние».[176]

Как известно, даже самые удачные подобия, или сравнения не могут служить доказательством. И святые отцы отнюдь не ставили перед собой цель убедительными сравнениями “ доказать» тайну Триединого Божества. Многие и многие писания богомудрых мужей раскрывают перед нами бездну премудрости жизни иной, перед которой человек должен смиренно признать границы умопостигаемого. Многочисленные богословские труды скорее побуждают нас к духовному подвигу — подвигу веры, о которой о. Павел Флоренский, в приложении к троичному догмату, сказал: «Подивгом веры преодолена, побеждена и ниспровергнута рассудочная “ нелепость» догмата. /О Святой Троице. — Н. М./. Сознано, что в нем — источник знания. Но, конечной целью является ведь данность его. Последняя имеет, — в условиях земной жизни, — две ступени: ведение символическое и ведение непосредственное, — хотя и не всецелостное. Подвиг веры в том — чтобы от данной ассерторической истины мира перейти к аподиктической, — но еще не данной[177]

Итак, перед христианином ставится постоянная альтернати- ва: или подвиг веры, или послушание авторитету Церкви, говорящей устами своих святых подвижников веры и благочестия, сонмом признанных Отцов и Учителей.

Судя по творениям В. Лосского, для этого богослова не было необходимости выбирать между подвигом и послушанием. Для него это было единым процессом — в послушании совершать свой подвиг. Вот почему он смиренно принимает учение святых отцов, стараясь подойти к ним не с критикой гордого разума, а с желанием полнее постигнуть и усвоить преподанное. И в этом его сила, а не слабость. Когда св. Григорий Богослов — этот признанный Востоком и Западом певец Святой Троицы — излагает свое учение о характерных чертах Ипостасей: «Быть нерожденным, рождаться и исходить, — и дает наименования: первое — Отцу, второе — Сыну, третье — Святому Духу, так что неслитность трех Ипостасей соблюдается в едином естестве и достоинстве Божества. Сын — не Отец, потому что Отец — один, но то же, что Отец. Дух не Сын, хотя и от Бога /потому что Единородный — один/, но то же, что Сын. И Три — единое по Божеству, и Единое — Три по личным свойствам, так что нет ни единого — в смысле Савеллиевом, ни трех — в смысле нынешнего лукавого разделения».[178] Или, в другом случае, когда преп. Иоанн Да- маскин учит, что Отец, Сын и Святой Дух во всем едины, кроме нерождаемости, рождения и исхождения, а св. Григорий Богослов; предостерегая от излишнего любопытства о тайнах предвечных, говорит: «Ты слышишь о рождении; не допытывайся знать каков образ рождения. Слышишь, что Дух исходит от Отца; не любопытствуй знать, как исходит».[179] и[180]

Вполне понятна психологическая настроенность богослова, когда он на призыв таких великих авторитетов отвечает: «Да!».

В связи с вышеизложенным, достаточно четко можно себе представить, почему В. Лосский был столь последовательным противником Filioqив, считая, что этот пунтк богословского учения был «первопричиной» разделения Востока и Запада, а все остальные док- тринальные разногласия — только его последствиями.[181]

Поскольку на указанную тематику существуют целые библиотеки книг, а из трудов В. Лосского автор настоящего сочинения желает отобрать самое характерное по теме, вопрос о Filioque может послужить, при желании и необходимости, темой совершенно самостоятельного сочинения.