Боевыми курсами. Записки подводника - [8]

Как-то вечером я шел к Иллариону Федотовичу, чтобы доложить о ходе работ на подводной лодке. Издалека я увидел, как к командиру нырнул Мамцев, который довольно долго топтался перед дверью — по-видимому, никак не мог решиться войти, но, завидев меня, все-таки собрался с духом. Я некоторое время колебался, потому что знал, о чем собирается просить Мамцев Фартушного, и, с одной стороны, не хотел вмешиваться, а с другой стороны, предполагал, что их разговор получится долгим, а в мои планы это не входило.

Дело в том, что троих друзей Мамцева, с которыми он прибыл из Ленинграда после окончания учебки, распределили в экипаж подводной лодки «С-32». Пока экипажи еще не были полностью сформированы, они не позаботились о том, чтобы перевести друга к себе, а когда экипажи сформировали, спохватились и. решив исправить положение, подбили Мамцева на разговор с Фартушным, чтобы просить того дать согласие на его перевод на «С-32». Несколько дней подряд они, как говорится, снимали с Мамцева стружку: «Федя! Нас троих к тебе никто не переведет, — это ясно как белый день! А вот тебя одного к нам переведут запросто, так что давай. Мы взамен тебя отдадим нашего Митяева, мы с ним уже говорили, он согласен. Дело только за тобой…»

Мне были известны все обстоятельства дела, поэтому, стоя у двери, я решал, что важнее: судьба матроса или мой доклад. Однако я спешил, поэтому, вопреки этикету, решил прервать начавшийся разговор и войти. Я постучал, после приглашения открыл дверь и застал окончание несмелой, но, видимо, давно заготовленной Мамцевым речи:

— …вместе прибыли в Севастополь с Петей Онипко, Петей Данилко и Лешей Мисиневым. Они попали на «С-32», а я — к вам. Мы все время вместе и не хотим расставаться, а я вот продолжаю служить тут… — Мамцев окончательно оробел и умолк.

Тем временем Фартушный сидел у зеркала и не отрываясь брился. Он готовился идти на доклад к командованию. Я видел одновременно его коротко стриженный затылок и лицо с белоснежной пеной, которую он срезал широкими полосами. На протяжении всего повествования лицо командира оставалось неподвижным, только когда Фартушный собирался начинать новую полосу, он немного вытягивал шею и опускал затылок. Мамцев замолчал, я тоже не произносил ни слова, и в комнате воцарилась гнетущая тишина. Илларион Федотович закончил бритье, вытер бритву о полотенце и спросил Мамцева, глядя на него в зеркало:

— Вы, короче, краснофлотец Мамцев, чего хотите?

— Я… я это самое хочу… — опять замялся Мамцев.

— Ну?

— Перевода, товарищ командир, — наконец осмелел матрос.

Однако его смелость была раздавлена ответом командира, произнесенным тоном, не терпящим возражений:

— Значит, так, краснофлотец Мамцев. Идите туда, куда направило вас командование. Я полагаю, мне не нужно уточнять куда?

После этих слов Мамцев уныло ответил: «Есть», — и побрел восвояси.

Больше недели он переживал и обижался на Фартушного, был сам не свой, а его друзья, да и весь экипаж, утешали его и успокаивали. Наконец Мамцев смирился с положением вещей и вошел в привычный ритм. Не думал и не гадал тогда Федя Мамцев, что твердость и решительность его первого командира, так огорчившие его в начале жизни, продлят ее без малого на пятьдесят лет!..

Команда подводной лодки «С-31» действительно подобралась на редкость удачной. С ней было удивительно приятно работать. Перечислю некоторых товарищей.

Командирами боевых частей были: штурманской — старший лейтенант Андрей Алгинкин, минно-торпедной — лейтенант Василий Георгиевич Короходкин, командир группы движения — инженер-старший лейтенант В.Н. Воронов, электромеханической — инженер-капитан-лейтенант Григорий Никифорович Шлопаков.

Это были опытные командиры боевых частей, хорошо знавшие свою специальность.

Андрей Алгинкин, мой однокашник по училищу, солидный, спокойный, немного флегматичный мужчина, внес неоценимую лепту в строительство корабля.

Василий Короходкин был спокойным, иногда даже вопреки обстоятельствам, уравновешенным человеком. Грамотный, отлично знающий свое дело, думающий командир, не раз проявляющий образцы храбрости.

Старшины команд: рулевой — мичман Николай Николаевич Емельяненко; минно-торпедной — мичман И. С. Блинов; радистов — мичман Сафон Петрович Джус; трюмной — мичман Ефрем Ефремович Щукин; моторной — мичман Николай Константинович Крылов; электриков — мичман Иван Петрович Карпов. Все они были мастерами своего дела и внесли существенный вклад в строительство нашей подводной лодки.

Дружным и спаянным был и рядовой состав. У всех краснофлотцев было сильно развито чувство солидарности, любовь к Военно-морскому флоту и высокий патриотический дух.

Командиры отделений и краснофлотцы: Киселев, Рыжев, Беспалый, Крылов, Забегаев, Щепель, Неронов, Шевченко, Миронов, Быков, Индерякин, Кроль, Мамцев, Голев, Тертышников, Лауэр, Баранов, Федорченко, Яковлев, Котов, Быков, Балашов, Фокин, Нос, Мокрицын, Гунин, Кононец, Ефимов, Барышников, Соколов, Степаненко, Аракельян — внесли большой вклад в строительство и освоение новой сложной боевой техники подводной лодки. Все они не были новичками на флоте, многие служили по третьему и четвертому году. Все как один они проявляли серьезное внимание к технике и оружию нового корабля, лучшего предвоенного проекта.