Боевые будни штаба - [29]

Вспомнилось: точно так же тряхнуло меня в Прибалтике на второй неделе войны.

Бой не терпел пауз в управлении. Кто-то требовал к телефону начальника штаба. Связист, не зная причины задержки ответа, что-то мне говорил, показывая на аппарат. Я махнул рукой: мол, подожди малость. Сел на край воронки. Медленно, словно издалека, стали вползать обессиленные звуки. Наконец совершенно отчетливо услышал взрывы снарядов и скороговорку автоматных очередей. Порожняк сидел еще с полчаса, бледный, с закрытыми глазами.

На левом фланге второй батальон отбил контратаку. Отличились бронебойщики лейтенанта М. Н. Туницкого. Михаил Николаевич влюблен в свои ПТР. Когда расчет вышел из строя, Туницкий занял место наводчика. Стрелял он без промаха. Два танка подбили бронебойщики и один — артиллеристы. Все усилия фашистов удержать высоту оказались тщетными. Наши подразделения решительно продвигались вперед.

Вскоре поступили данные от старшего лейтенанта И. Ф. Тарханова (недавно назначенного помощником начальника оперативного отделения штаба бригады) о захвате высоты передовыми подразделениями. Вместе с начальником артиллерии майором А. В. Быстровым мы прикинули районы новых огневых позиций. НП бригады переместился на отвоеванную высоту.

4 мая Крымская была освобождена. Мы считали, что она — ворота Тамани и если овладеть ею, то враг побежит из Новороссийска. Но предположения не оправдались. Противник занял другой подготовленный рубеж. Для развития успеха требовались свежие части. К вечеру был получен приказ передать занимаемые позиции и выйти во второй эшелон корпуса. До наступления темноты я ознакомил прибывших офицеров с положением наших подразделений и данными о противнике.

Смена всегда таила в себе опасность. Враг мог нанести удар и наделать неприятностей. В такие минуты место офицеров штаба — в подразделениях. Я отправился в роту лейтенанта П. Н. Сысоева. Она находилась во втором эшелоне, недалеко от НП. Сысоев — один из беспокойных и добросовестных офицеров. Даже когда на фронте устанавливалось затишье или, как теперь, рота находилась вне соприкосновения с противником, он не снижал свою деловую активность. Ему требовалось что-то еще решить, уточнить, проверить, поговорить с одним из подчиненных, и он был убежден, что ни одно из этих дел нельзя отложить на другое время. Нравились мне вдумчивость и рассудительность Сысоева. Помню, во время одного короткого и быстротечного боя он вдруг остановил роту и отвел ее на исходные позиции, чтобы подготовить новую атаку.

— Если начались перебежки, то выгоднее все начать сначала, — заявил он уверенно и твердо. — Одиночки, которые перебегают на поле, рубеж не захватят. Даже если вскочит смельчак в траншею врага — ничего не сделает полезного. Надо добиваться одновременного броска всей роты. Настойчиво продвигаться, не «приземляясь», пока под ногами не окажется траншея противника.

Я высказал опасения, что при такой атаке можем потерять всех людей.

— Надо давить его огневые точки. Подчинить командиру роты орудия. Я спрошу с артиллеристов за результаты стрельбы, — убежденно обосновывал он свои выводы.

Он был прав: там, где начинались перебежки на поле боя, трудно и долго рождался успех. Перебежки — это затухание атаки. На оборону врага накатывалась не грозная волна, а набегали одиночки. Следует добиться одновременного броска на оборонительный рубеж всех подразделений.

Заглянул сюда и помощник начальника штаба батальона младший лейтенант А. В. Небылица. Очень молодой, расторопный, отчаянно смелый. За полчаса под огнем противника побывал у всех командиров рот, проверил готовность их к смене. Александр Васильевич недавно стал трудиться в штабе. Он еще не представлял в полном объеме свою работу, на первых порах выполнял разные поручения. Прав был Глонти, когда говорил, что штаб ответствен везде, во всех делах и свершениях. Это не противоречило важнейшему, оправданному практикой принципу: в любом звене управления нужна специализация офицеров, разделение труда, иначе не выработать у них в короткие сроки прочных знаний и навыков, нельзя сделать их мастерами своего дела.

Бригада была отведена недалеко от передовой. Редкие снаряды залетали сюда. Слабо слышались пулеметные очереди. Двигались медленно, радуясь солнцу, траве, птицам. На поле, через которое лежал наш путь, только пробивалась трава, но и она ласкала глаз, радовала.

В ручейке я помыл сапоги, напился и сел на корягу, не спуская глаз с журчащей полоски воды. Задумался о том, что же сделал за минувшее время в штабе бригады. Изменив методы работы, поднял ли чуточку выше культуру офицеров в выполнении ими своих задач? Копался в бумагах, решал разные вопросы. Захлестнула текучка, не стало времени, чтобы подумать о новом. Многое решал с ходу, без всякой подготовки. Но горше всего сознавать, что начальник штаба пока еще для некоторых офицеров похож на толкача. Толчок — сдвинулась работа, нет его — застыла она без движения. Слишком много я брал на себя, лишая исполнителей самостоятельности. Видимо, следовало с большим доверием оценивать возможности исполнителей. И в то же время строго контролировать их, а если надо, и строго спрашивать.